Семен Кончилович - Гибель Иудеи

Она играла песню Мириам, которую она пела после чудесного перехода израильтян через Черное море, где потонули преследовавшие их египтяне. Как прекрасны были слова священной песни, с какой силой звучал голос Береники!..

Царица не заметила, что вошел Тит и с жадностью слушает ее пение и игру. Как только она пропела последний стих, он обнял ее и поцеловал в лоб.

– Я уверен, – сказал он весело, – что сами боги в Элизии не слышали более чудного пения и более дивной игры. И я не знаю, кто более завидует: Юнона ли твоему голосу или Юпитер мне, который его только что слышал.

– Песни моего народа, – отвечала царица, – обладают поразительной силой, и если бы даже совершенно исчез народ, они останутся всегда. Когда я хочу достойно прославить героя, то я воспеваю его в песнях моего народа.

– Но у вас есть и другие песни, которые столь же очаровательны, как любовь, – сказал Тит. – Они подобно вину, которое выделывается под вашим знойным солнцем, опьяняют сердце. Не споешь ли ты, золотой соловей, мне такой песни?

– Это песни, которые пел один из наших царей, – отвечала Береника. – Мы называем их песнею песней. Ты желаешь, чтобы я спела, – хорошо.

Но только Береника начала петь, как в передней послышался шум. Мужской голос кричал: "Нет, я должен видеть царицу!"

Береника хлопнула в ладоши, и тотчас же явилась находившаяся в передней рабыня.

– Пришел господин, который был у твоей светлости вчера, – сказала рабыня. – Ему нужно что-то получить от тебя, царица, и сколько слуги ни удерживали его, он требует видеть тебя во что бы то ни стало.

– Пусть войдет, моя дорогая, – сказал Тит, обращаясь к Беренике. – Маленькая задержка не помешает моему счастью, которое я всегда испытываю в твоем присутствии.

Береника подавила неудовольствие, что ее побеспокоили в такую минуту, и поставила арфу в сторону. Каково же было ее изумление, когда она увидела перед собой римского ростовщика Исаака бен Симона, у которого Береника кругом была в долгах.

Иудей бросил злой взгляд в сторону Тита и, обращаясь к царице, грубо сказал:

– Я пришел получить долг. Мне сказали, что ты, царица, настолько презираешь свой народ, что участвовала в зрелище триумфа, и я теперь вижу, что это не выдумка. Сегодня в Риме оказалась одна иудеянка, которая надела торжественные одежды, только одна, которая выставила напоказ все свои украшения. Для тебя, царица, кажется, гибель народа настолько приятна, что ты играешь даже на арфе… Но я не хочу, чтобы мои деньги находились у той, которая с таким презрением относится к своему народу. Я требую долг обратно. Если у тебя, царица, нет, то я думаю, – прибавил ростовщик, бросая взгляд в сторону Тита, – что господин поможет тебе со мной рассчитаться.

Береника, казалось, готова была провалиться сквозь землю от стыда. Вместе с тем она чувствовала такую злобу против этого назойливого и грубого ростовщика, что сию минуту приказала бы его повесить, если бы это было в ее власти. Его приход и оскорбительное требование в эту минуту, когда она рассчитывала провести вечер наедине с Титом и окончательно покорить его, мог разрушить все ее планы.

И для Тита этот случай бы не менее неприятен. То, что люди делают долги, это обычное явление, но быть свидетелем сцены, крайне оскорбительной и тяжелой для его возлюбленной, ему было весьма неприятно. Он спокойно сказал ростовщику:

– Вот мой перстень, иди к моему управляющему, и он тебе уплатит все, что нужно.

– Нет, нет! Я этого не позволю, – сказала Береника, отстраняя руку Тита. – Одно, о чем я тебя прошу, оставь меня поговорить с этим человеком.

Тит продолжал настаивать, чтобы она приняла его предложение, но царица ни за что не соглашалась. Видя, что Береника настаивает на своем, он удалился.

– Ты упрекаешь меня, – сказала она гневно ростовщику, когда они остались вдвоем, – что я смотрела триумфальное шествие; но пойди к Иосифу Флавию и спроси у него, давно ли он со мной разговаривал. Он скажет тебе, что незадолго до этого видел меня здесь в траурных одеждах, и объяснит, почему я сняла те одежды и надела эти, за которые ты меня упрекаешь. В тот момент, когда дочь Иуды готовится наложить цепь на шею триумфатора, является иудей и разрывает эту цепь. О, теперь я вижу: Иерусалим вечно должен оставаться в развалинах; всегдашняя жажда к наживе, этот наследственный порок иудеев, может разрушить все планы Иеговы! Вот диадема, – сказала царица, вынимая из шкатулки подарок Тита, который она показывала Иосифу. – Это корона, которую принес наследник римского престола будущей царице Иерусалима. Возьми ее, она стоит гораздо больше, чем я тебе должна. Возьми, но пусть падут на твою голову и все проклятия, которые будут произноситься, пока останется в живых хоть один иудей.