Томас Кенилли - Список Шиндлера

Но Шиндлер этого не сделал.

– Проблема существует, герр Седлачек, – проворчал он. – И вот в чем она заключается: то, что в этой стране делают с людьми, превышает всякое воображение…

– Вы хотите сказать, – уточнил Седлачек, – что мои доверители просто не поверят вам?

– Поскольку я и сам с трудом верю себе, – сказал Шиндлер.

Поднявшись, он подошел к бару, наполнил две рюмки коньяком и протянул одну доктору Седлачеку. Вернувшись на свое место с рюмкой в руке, он сделал глоток, нахмурился, прислушиваясь к чему-то, на цыпочках подошел к дверям и резко распахнул их, как бы намереваясь поймать того, кто подслушивал. Несколько мгновений он стоял, застыв в дверном проеме. Седлачек услышал, как он спокойно обратился к секретарше с вопросом о каких-то счетах-фактурах. Через несколько минут он закрыл за собой дверь, сел за стол и, сделав еще один основательный глоток, стал рассказывать.

Да, в небольшом кругу друзей Седлачека, в его венском антинацистском клубе, не имели ни малейшего представления о том, что преследование евреев носит столь продуманный, систематический и организованный характер! Истории, которые поведал ему Шиндлер, поражали не только с моральной точки зрения: просто невозможно было поверить, что, напрягая все силы в отчаянных военных сражениях, национал-социалисты могли предназначить тысячи людей, драгоценную пропускную способность железных дорог, огромные объемы грузовых перевозок, построить дорогостоящие инженерные сооружения, бросить последние силы ученых на научно-исследовательские разработки, создать чиновничий аппарат и арсеналы автоматического оружия с огромными запасами боеприпасов – и все это для одной цели: истребления человеческого поголовья, которое не имело ни военного, ни экономического значения, а только психологическое.

Доктор Седлачек ожидал услышать просто рассказы о голоде, об экономическом разорении, о погромах или насилии над собственниками – привычные в истории вещи.

Но услышал нечто гораздо более страшное…

Отчет Шиндлера о событиях в Польше окончательно сформировал у Седлачека представление о нем как о человеке. Как бизнесмена оккупационный режим более чем устраивал его: вот он, сидит себе в сердце своей собственной маленькой империи с бокалом коньяка в руке! Однако спокойный внешне, он клокочет от неудержимого внутреннего гнева. Шиндлер оказался в положении человека, который счел для себя невозможным и неприемлемым отворачиваться от самого худшего.

И чувствовалось, что он не преувеличивает излагаемые факты.

– Если мне удастся организовать вам визу, – спросил Седлачек, – согласитесь ли вы прибыть в Будапешт и изложить свой рассказ моим доверителям и кое-кому еще?

Какую-то секунду Шиндлер не смог скрыть удивления.

– Вы же сами можете написать отчет, – сказал он. – И конечно же, такого рода информация поступает к вам из других источников.

Увы, нет, сказал ему Седлачек. Тут важен ваш личный взгляд, подробности историй и тому подобное. Нет исчерпывающего представления. Вы нужны в Будапеште, повторил Седлачек. Но должен вас предупредить, что путешествие будет не из приятных.

– Вы хотите сказать, – спросил Шиндлер, – что мне придется перебираться через границу пешком?

– Не так страшно, – заверил его дантист. – Возможно, вам придется ехать на товарном поезде…

– Я приеду, – сказал Оскар Шиндлер.

Доктор Седлачек осведомился у него об остальных именах из стамбульского списка. Вот, например, возглавляющий его некий зубной врач из Кракова. Дантисту, как правило, нанести визит без подозрений проще простого, сказал Седлачек, потому что у любого человека на земле есть как минимум одно дупло в зубе. Нет, сказал Шиндлер, не стоит идти к этому врачу – он уже привлек внимание СС.

Прежде чем оставить Краков и вернуться в Будапешт, к Шпрингману, доктор Седлачек еще раз встретился с Шиндлером. В кабинете Оскара на ДЭФ он выложил едва ли не всю валюту, которую вручил ему Шпрингман для поездки в Польшу. Тут был определенный риск: учитывая гедонистские наклонности Шиндлера, можно было предположить, что он способен спустить эти средства на черном рынке на покупку драгоценностей. Но ни Шпрингман, ни кто-то еще в Стамбуле не требовал никаких гарантий. Надежды произвести позже аудиторскую проверку у них все равно не было.

Необходимо отметить, что в данном случае Оскар повел себя безупречно и через своих связных передал всю наличность в еврейскую общину, чтобы они потратили ее, как сочтут нужным.