Томас Кенилли - Список Шиндлера

В ходе обыска эсэсовцы обнаружили испорченное имущество.

Офицер, стоя перед строем женщин, вызвал старосту барака – женщину из Дании, которую до вчерашнего дня еще никто не знал, и сказал, что она будет расстреляна вместе с той заключенной, у которой под одеждой будут найдены обрывки одеяла.

Миссис Дрезнер торопливо прошептала Данке: «Все снимай, я закину обрывки обратно в барак».

Это можно было сделать. Барак стоял на уровне земли, и в него не вели ступеньки. Женщины из заднего ряда могла проскользнуть в него. Так же, как когда-то Данка беспрекословно послушалась своей матери и укрылась за стенкой на Дабровской в Кракове, она подчинилась ей и сейчас: быстро извлекла из-под одежды обрывки самого тощего в Европе одеяла. И пока ее мать скрылась в бараке, проходивший мимо офицер СС вывел из строя женщину примерно тех же лет – по свидетельствам очевидцев, ее фамилия была Штернберг – и приказал отвести ее в самую худшую часть лагеря, где уже невозможно было питать никаких иллюзий относительно Моравии…

Женщины поняли: никакая из групп так называемых промышленных заключенных не может чувствовать себя в Аушвице в безопасности. Никакие выкрики «Schindlerfrauen!» не смогут надолго предохранить их от худшей участи. Ведь существовали и другие группы «промышленных заключенных», которые исчезли в Аушвице. Ведомство генерала Пола год тому назад прислало из Берлина несколько транспортов опытных еврейских рабочих. «ИГ Фаббен» нуждалась в рабочей силе и попросила отдел «D» отобрать нужных работников из этих транспортов. Коменданту Гессу было направлено распоряжение, чтобы этих людей доставили в «ИГ Фаббен», подальше от района крематориев Аушвиц-Биркенау. Однако из тысячи семисот пятидесяти заключенных первого транспорта все мужчины, тысяча человек, были немедленно отравлены газом. Из четырех тысяч следующего две с половиной тысячи также немедленно отправились в «душевые»…

Если администрация Аушвица позволяла себе ослушаться указаний «ИГ Фаббен» и соответствующего отдела в Берлине, чего ради ей было волноваться из-за баб какого-то мелкого немецкого горшечника?!.

Жизнь в бараке, в котором поселили «женщин Шиндлера», скорее можно было назвать существованием на открытом воздухе. В окнах не было стекол – они служили лишь для того, чтобы чуть смирять порывы холодного ветра из России. Большая часть узниц маялась дизентерией. Корчась от спазм в желудке, они в своих деревянных башмаках добирались до жестяного ведра, стоявшего в грязи. Женщины, выносившие его, получали лишнюю миску супа.

Как-то вечером Мила Пфефферберг подошла к ведру, но дежурившая рядом с ним женщина – неплохой человек, Мила знала ее еще девочкой – стала настаивать, чтобы та дождалась, пока появится другая девушка, с помощью которой она вынесет ведро и попользуется им снаружи. Мила заспорила, но ей не удалось переубедить эту женщину. Обслуживание этого примитивного «сантехнического устройства» стало чуть ли не профессией среди тех, у кого от голода мутилось в глазах, и их стараниями в бараке появились определенные правила пользования. Им казалось, что, правильно «управляя» ведром, можно добиться и порядка, и гигиены, и здоровья.

Наконец, тяжело переводя дыхание, рядом с Милой возникла согнутая от спазмов в животе девушка. Она тоже была молода: в мирные дни в Лодзи женщина, дежурившая у ведра, знавала ее юной новобрачной. Двум девушкам пришлось подчиниться и триста метров тащить по грязи свой груз. Девушка, которая несла его на пару с Милой, спросила:

– Где сейчас может быть Шиндлер?

До сих пор никто из обитательниц барака не задавал этот вопрос, вкладывая в него столько неприязни. Наоборот, например, Люся, молодая вдова с «Эмалии», двадцати двух лет, говорила: «Вот увидите, в конце концов, все наладится. Будет и тепло, и в руках – миска супа от Шиндлера». Она и сама не понимала, почему постоянно твердит это. Во время пребывания на «Эмалии» она никогда не строила никаких планов. Она отрабатывала свою смену, съедала суп и ложилась спать. И не предсказывала грандиозных событий и перемен. Прожила день – и достаточно. Теперь она тяжело болела. Холод и постоянное чувство голода довели ее до полного истощения, но она сопротивлялась из последних сил. И все же она подбадривала себя, повторяя обещания, данные Оскаром…

Вскоре женщин перевели в барак неподалеку от крематория, и всякий раз, когда их куда-то гнали строем, они не знали – ведут ли их на самом деле в душ или в газовые камеры. Но и тогда Люся продолжала стоять на своем. Даже когда они чувствовали, что вот-вот исчезнут с лица земли в этом полном отчаяния мире, «женщины Шиндлера» оставались верны себе…