Томас Кенилли - Список Шиндлера

Боско ушел в лес, а Шиндлер разлагал нацистскую систему изнутри – взятками и подарками. Оба они делали, что могли: один с оружием в руках, другой – пуская в ход наличность и товары. Кто-то сказал, что, если даже Оскара и внесут в сонм мучеников, это произойдет по чистому недоразумению. Но существуют люди, которые до сих пор могут дышать и жить: Вольфейлеры, братья Данцигеры, Ламус и другие – они живы, потому что Шиндлер не боялся действовать.

И лишь его усилиями на «Эмалии» продолжал существовать лагерь, в котором тысяча людей день за днем находила спасение. Здесь никто не подвергался избиениям, а суп был достаточно сытным, чтобы можно было работать и жить.

Боско и Шиндлер были равны в одном: оба испытывали отвращение к нацистам, хотя, когда Боско, оставив форму на вешалке в Подгоже, уходил в лес к партизанам, Оскар, нацепив броский партийный значок, ехал с грузом отличного коньяка в гости к сумасшедшему Амону Гету в Плачув.

День близился к вечеру, когда Оскар и Гет расположились в гостиной белой виллы Гета. Здесь же присутствовала и подружка Гета Майола – хрупкая женщина, работавшая секретаршей на предприятии Вагнера в городе. Ей не нравилось постоянно пребывать среди эсэсовцев в Плачуве. У нее были изящные манеры и ангельская внешность, из-за чего пошел слух, что Майола угрожала отлучить Амона от постели, если он будет продолжать свою охоту на людей. Но никто не знал, было ли это правдой или одной из тех успокаивающих выдумок, что рождаются в умах заключенных, хватающихся за любую соломинку надежды.

Майола пробыла с Амоном и Оскаром совсем недолго. Она сказала, что здесь, кажется, намечается простая пьянка и ей лучше уехать. Хелен Хирш, бледная девушка в черном, служанка Амона, принесла им еду: пирожные, бутерброды, сосиски. Ее качало от изнеможения. Прошлым вечером Амон избил ее за то, что она приготовила еду для Майолы, не спросив у него разрешения. А утром заставил ее бегом подниматься и спускаться по трем лестничным маршам виллы не меньше пятидесяти раз за то, что заметил отложенное мухой пятнышко на одной из картин в коридоре.

До Хелен доходили кое-какие слухи о герре Шиндлере. Но когда она увидела их рядом – Шиндлера и Гета, – двоих крупных мужчин, в полном согласии рассевшихся в дружеской беседе вокруг низкого столика, – это не принесло ей успокоения. Она была убеждена, что ее смерть не заставит себя долго ждать. Она думала только о том, как бы помочь выжить младшей сестре, работавшей на главной кухне лагеря, и припрятала некоторую сумму денег в надежде, что это поможет. Но никакая сумма, была уверена Хелен, никакая сделка не спасет ее саму.

Они пили, пока на лагерь не спустились сумерки, а затем наступила темнота.

И еще долго после того, как «Колыбельная» Брамса, наигранная заключенной Тосей Либерман, принесла умиротворение в женский лагерь, а потом затихла, затерялась между деревянных строений мужского, Гет и Шиндлер все еще сидели друг против друга. Выбрав соответствующую минуту, Оскар облокотился на стол, подавив приступ мгновенного отвращения, который, как он надеялся, не отразился на его лице. Он наклонился к Амону и, подобно змию, принялся искушать его…

Наконец Амон, как показалось Шиндлеру, поддался. Ему понравилась мысль, что он может позволить себе проявить милосердие – таковая слабость позволена лишь императору! Амон живо представил себе рабов, тянущих вагонетки; заключенных, возвращающихся с кабельной фабрики, еле передвигающих ноги, волочащих вязанки дров, которые у них все равно отберут у тюремных ворот. Фантастическая мысль, что он может позволить себе помиловать всех этих ничтожных людишек, теплом разлилась в животе Амона. Может быть, и Калигула порой испытывал искушение предстать перед своими поддаными Калигулой Милостивым?

Образ Амона Милостивого на какое-то время овладел воображением коменданта. Ведь, в сущности, у него всегда была такая слабость. Сейчас, когда в жилах у него вместо крови тек золотой ручей коньяка и весь лагерь спал у его ног, Амон был куда более склонен поддаться самолюбованию, чем страху перед будущим наказанием…

Но утром он припомнил беседу с Оскаром и связал ее с ежедневной сводкой новостей: русские пытаются прорвать фронт под Киевом. Сталинград был невообразимо далеко от Плачува, но до Киева отсюда – рукой подать.

Через несколько дней после этого до «Эмалии» дошли слухи, что уговоры и намеки Шиндлера оказали на коменданта воздействие.