— Я могу воротить тебе стол даже сейчас, ежели бы не Василий со своей благоверной! — говорил Олег, спокойно глядя на нахохлившегося смоленского зятя. — Ты ешь!
Тот только повел глазом. Помыслил о том, как дико звучат слова Олега здесь, в рогожном шатре, глянул на деловитых, отнюдь не растерянных воинов, и те, скользом, тоже взглядывали на растерянного смоленского князя. И один молодой кметь, видно почуя сомнения гостя, с широкой улыбкой вымолвил:
— Отобьемся! Нам не впервой! Не усидит здеся Литва!
Сухое, в шрамах, лицо рязанского князя тронула невольная улыбка.
Костер, зажженный на воле, вспыхивал и трещал. Мокрые кони, привязанные под елью, отфыркивали влагу из ноздрей. "И, верно, им не впервой!" — подумал с невольным уважением князь Юрий, как-то поверивший вдруг, что потеряно далеко не все.
— Ежели Василий и дальше будет искать себе мудрости под жениным подолом, так недолго усидит и на великом столе! — жестко сказал Олег, глядя в огонь. — Съест его Витовт! А там… Будет он сидеть здесь вот, на твоем месте, и просить защиты у меня, старика. Поди, тогда и о родстве нашем воспомянет!
И Юрий понял, что Олег сможет все, все выдержит, выдюжит и перенесет. До той поры, покудова жив, пока длится эта суровая и красивая жизнь.
Так ли, инако, но великий князь Владимирский все более становился подручником Витовта, помогая тому забирать под себя русские волости одну за другою.
Наступила осенняя распутица, прервавшая на время боевые действия. Олег, впрочем, уже успел воротить себе Переяславль-Рязанский. А потом подошла зима.
Пятнадцатого января, в исходе 1396 мартовского года, у Василия Дмитрича родился второй сын, Иван.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Летом 1397 года разразилась давно ожиданная война с Новым Городом. Виновны были обе стороны. Великий князь так до сих пор не освободил новгородских пригородов: Волока-Дамского, Вологды, Торжка и Бежецкого Верха, занятых московскою ратью, хотя по перемирной грамоте обязан был это сделать. Сверх того, в апреле месяце поссорившийся с дядей князь Иван Всеволодович отъехал с Твери на Москву, и Василий Дмитрии дал ему в кормление Торжок "со всеми волостьми и пошлинами", распорядившись новгородским достоянием, как своим собственным. Мало того! Тою же весной двиняне отложились от Нового-рода, присягнувши на подданство великому князю Московскому, пользуясь чем Василий Дмитрии тотчас "разверже мир с новогородци".
Но надо и то сказать, что в отпадении своих волостей в значительной степени виноват был сам Господин Великий Новгород, рассматривавший Заволочье как источник даровых доходов, не раз и не два сваливавший на двинян свои убытки в неудачных низовских войнах. Совсем недавно Двинской земле пришлось расплачиваться за поход новгородских молодцов на Волгу. И все это копилось, копилось и — взорвалось наконец.
Само слово "демократия" означает отнюдь не "равенство граждан", как принято думать в наши дни, но — "правление народа" (от "демос" — народ и "кратос" — править. Сходное понятие вмещает латинское слово "республика" — от "реке" — царь, то есть "царствование народа"). Народом же являлись всегда в демократических городах-государствах коренные граждане, разделенные по филам и демам, по трибам и фратриям, ежели это касается Греции и Рима, по концам и улицам, ежели это Новгород или Псков, а сверх того на старейшин и простой народ (ареопаг и граждане, патриции и плебеи, вятшие и меньшие). Сходную картину мы видим и в итальянских городах-государствах: Венеции, Генуе, Флоренции и прочее.
Демократия не исключает, а, напротив, предполагает принципиальное неравенство граждан перед законом. (Относительное равенство достигается только в монархической системе, при условии соблюдения законов.) В тех же Афинах жила масса неполноправных граждан: метеки, иностранцы, наконец, рабы.
Кстати, авторы коммунистических утопий, опираясь на греческий образец, все, как один, допускали в своих утопиях систему рабства и обращения в рабство (в частности, за плохую работу и лень), что послужило прообразом и идеологическим оправданием советских лагерей. А наша партийная система (господствующая и единственная партия, разделенная на номенклатурно-бюрократическую верхушку — "патрициат" и низовых членов — "плебс") оказалась забавною карикатурой древних рабовладельческих демократий, с одним весьма существенным изъяном: эта господствующая элита не опиралась ни на какие племенные традиции, ни на какие предания родимой страны, а значит, не имела и никакой культуры, способной хотя бы оправдать ее существование… Едва ли не все наши беды именно отсюда и проистекают!
Читать дальше