Дмитрий Балашов - Дмитрий Донской. Битва за Святую Русь - трилогия

— Его мерность патриарх Нил пишет многие похвалы Дионисию, — сказывает Федор, — являя его мужем, исхитренным в мудрости книжной и писании. А о прочем лишь то, что отлучающий себя от соборной апостольской церкви отлучается от самого Христа. "Кому, какой церкви отпадаете вы? — пишет святейший патриарх. — Латинской? Но и сия стоит на мзде! Тем сугубейшей, что папа распродает за мзду отпущение грехов, заместивши тем самым самого Господа!"

"Аще ли отлагаетися от церкви виною того, что пастыри на мзде поставлены, то уже и Христа самого отвергаетися, яко еретицы есте. Как же, по вашему слову, Христос днесь на земли церкви не имат, ежели речено Спасителем: "С вами есмь до скончания века!" — Федор, по навычаю тогдашних книгочиев, раз прочтя, запомнил патриаршие послание почти наизусть. — О прочем, глаголет Нил, известит вас епископ Дионисий!

Трое слушателей перемолчали. Старец Михаил, воздохнув, вымолвил:

— Инако рещи, Дионисию предстоит самому обличать во Плескове ересь стригольническую! Излагать каноны, баять о церковных уложениях, о плате за требы и поставление означенной соборными решениями…

— Все не то! — мрачно перебил Кирилл.

— Все не то… — раздумчиво протянул Федор.

И Сергий молча склонил голову, соглашаясь.

— Москвы сие еще не коснулось! — подал голос Михаил.

— Дойдет! — отозвался Кирилл.

— Егда дойдет, станет поздно! — вымолвил Федор.

А Сергий сейчас, мысленно перебирая круг троицких дел монастырских, убеждался опять, что был трижды прав, не позволяя братии ходить по селам за милостыней и не принимая в дарение деревень со крестьянами. Упрекнуть в мздоимстве иноков его обители не может никто и поднесь.

— Синайские старцы жили почасту трудами рук своих! — тихо промолвил он.

Старец Михаил цачал перечислять канонические правила и решения соборов, не забывши и уложений собора Владимирского, как и решений, принятых во время суда над митрополитом Петром, в Переяславле, подводя к той мысли, что "священницы церковью питаются…". Все было верно, и все было опять не то!

Заправилами у стригольников являлись младшие, не облеченные священническим саном церковные клирики. Казненный в Новгороде семь лет назад вероучитель Карп был дьяконом. Стригольническая ересь поселилась и в псковском Снетогорском монастыре, среди тамошней братии. Стригольники действительно вели праведную жизнь, согласную с заповедями Христа, и все они утверждали, что в нынешней церкви "Христос части не емлет", все отрицали священство — мол, начиная с патриарха, вся церковь стоит на мзде, отрицали таинства, покаяние, причащение, литургию, каялись, вместо отца духовного, матери-земле, воспрещали поминать мертвых, ни вкладов давать по душе, ни молитв, ни поминок творить. Устраивали свои служения на площадях, смущая простецов, проповедовали на торжищах и стогнах. И их слушали, и, согласно с их проповедью, проклинали церковное мздоимство, пьянство и блуд монашеской братии, роскошь епископов и самого митрополита.

Стригольники чли и толковали Евангелие, ссылаясь на слова апостола Павла, что и "простецу повеле учити". И даже прилюдная казнь Карпа с двумя соратниками — их свергли с Волховского моста — не остудила горячих голов, скорее напротив, подлила масла в этот огонь.

Далеко не ясно было, сумеет ли чего добиться ныне в Плескове и сам Дионисий, со всем своим красноречием и ученостью.

— Ересь не сама по себе страшна, — медленно произносит Сергий, — и казнями не победить духовного зла! Но ведь они как дети, бунтующие противу отцовых навычаев, забывая, что и кров, и пища, и сама жизнь не откуда инако пришли к ним, но от тех самых родителей!

Воззри, Михаиле! Заблудшие сии привержены трезвенной жизни, и от лихоимства ся хранят, не собирают богатств земных и, словом, устрояют жизнь по слову Христа. Но и с тем вместе отвергаясь обрядов, преданий, навычаев самого здания церковного, в чем полагают они тогда продолженность веры? Возможно отринуть обряды, ведая их, возможно толковать Евангелие, зная творенья отцов церкви… Зная! Но сколь бренно, преходяще, непрочно сие знание одного-единого поколения! Помыслим: вот они победили, отринули и таинства, и молитвы, и само здание церковное разрушили. И что же потом? Оные вероучители умрут. Вырастет второе и третье поколение, уже без знания того, с чем боролись их деды, без обрядов и таинств, без предания церковного, идущего от первых изначальных веков, а с ним и без памяти старины, без скреп духовных, сотворяющих Божье подобие в каждом постигшем заветы Христа. И во что тогда обратится народ? А самому честь да толковать Евангелие, умственно постигать и опровергать преждевременное — это возможно лишь для немногих, исхитренных научению книжному, вот как иноки снетогорские! Но не для простецов, не для крестьянина в поле, не для ремественника за снарядом своим, не для воина, идущего в бой, коему надобны и молитва, и таинство причащения, и посмертная память с поминовением церковным, с молитвою о воинах, павших во бранех за землю свою. Вот о чем стригольники не мыслят совсем! И егда победят, ежели победят, ниспровергнув церковь Христову, то и вера, и память предков, и любовь к отчей земле — все уйдет, и не станет нужды защищать землю отцов, ибо, отвергнув обряды погребальные, и памяти ся лишит несмысленный людин. И не станет страны, и Руси не станет, и язык наш ветром развеет по иным землям! Вот о чем надобно днесь помнить сугубо!