Питер Дарман - Парфянин. Испытание смертью

– Это было грубо с твоей стороны.

Рем был в капризном настроении и не давал мне застегнуть пряжку подпруги.

– Стой смирно! – приказал я ему.

Галлия нахмурилась:

– Не нужно срывать свое зло на лошади!

– Какое еще зло?

– Ты злишься, только я не пойму почему.

– Не понимаешь?

– Нет. Это ведь меня хотели тут заточить в гарем и сделать очередной царской женой, а не тебя!

Я оставил попытки застегнуть последнюю пряжку и подошел к ней.

– Я бы никогда этого не допустил. Отвратный старик! Ему ведь уже восемьдесят!

Галлия обняла меня и поцеловала в щеку.

– Ты мой галантный воин! Даже если бы он запер меня в своих покоях, я бы сбежала обратно к тебе! И никакие стены не стали бы мне помехой! Но я не пленница, так что нет нужды злиться на бедного Рема из-за похотливого старика.

Она стала гладить коня по шее, и через пару минут я застегнул эту пряжку.

– Прекрасный конь, мой принц!

Я почувствовал, как по спине пробежала ледяная дрожь, когда услышал эти слова Доббаи. Обернувшись, я увидел, что она направляется к нам со стороны конюшни. Старуха улыбнулась Галлии и снова взяла ее за руку.

– Ты собираешься проститься с Синтаруком перед отъездом?

– Нет! – резко ответил я.

– Он очень стар и, вероятно, не проживет столько, чтобы увидеться с тобой еще раз.

– Ну, – сказала Галлия, – я не думаю, что это будет для нас слишком трудно.

– Нет! – я оставался непреклонен. – Я теперь и сам царь, а не мальчик на побегушках. А ты – моя будущая жена, принцесса в своем праве и моя будущая царица.

Доббаи откинула назад голову и разразилась каркающим смехом. Потом взглянула на Галлию:

– Вот видишь, дитя мое, как быстро их меняют титулы и высокие посты! Это сущее проклятье для мужчин! Ну, ладно, ни слова больше о Синтаруке, он всего лишь ничтожный старикашка.

– Но он еще и царь царей, – заметила Галлия.

Доббаи погладила ее по щеке.

– Да, принцесса, он царь царей, и он желал сделать тебя своей царицей цариц, чтобы ты правила империей в этом качестве, когда он покинет этот мир. Ты слышишь, сын Хатры? Если бы так произошло, ты бы очень скоро преклонял перед ней колена! Однако, сын мой, тебя ждет совсем иная судьба. И раз уж мы дошли до этого, у меня имеется сообщение для вас обоих.

Но я меня было уже достаточно.

– Если оно от Синтарука, то можешь ему передать…

Доббаи выпустила руку Галлии, обернулась и уставилась на меня. Ее глаза вдруг наполнились жуткой злобой, а лицо исказилось выражением холодной ярости.

– Не смей со мной спорить, мальчик! Я сюда пришла вовсе не для того, чтоб выслушивать от тебя поучения! У меня для вас имеется сообщение. Так что молчи и слушай!

Я замер на месте, несколько обеспокоенный тем, как эта старуха внезапно превратилась в злобного демона. Потом выражение ее глаз немного смягчилось.

– Встаньте передо мной, оба!

Галлия придвинулась ко мне, и я взял ее за руку. Мне вдруг почудилось, что мы с ней единственные люди, оставшиеся на всей земле. Все наше внимание было сейчас приковано к старухе Доббаи, которая заговорила спокойным и властным голосом.

– Она явилась ко мне прошлой ночью, во сне. И сообщила, что довольна вами обоими, особенно тобой, Пакор. Она сказала, что счастлива теперь, и вам не следует о ней беспокоиться. И что вы должны сообщить об этом всем своим друзьям. Она следила за вами все время, пока вы добирались до Парфии, и теперь, когда вы оба в безопасности, она может следовать дальше и со спокойной душой воссоединиться со своим мужем.

Я почувствовал, как Галлия сжала мою ладонь.

– Со своим мужем? – переспросил я.

Доббаи улыбнулась.

– Да, сын Хатры, с ее мужем; с твоим командиром и другом. Потому что Клавдия теперь знает, что ты выполнил свою клятву и привез ее сына в свою страну.

Я увидел, что по лицу Галлии текут слезы.

– И она теперь спокойна и счастлива, госпожа?

– Да, сын мой, – ответила Доббаи. – Потому что теперь ей уже не нужно больше ждать, она может воссоединиться со своим мужем. Ты ведь знаешь его имя, не так ли, сын Хатры?

Я кивнул и почувствовал, как мои губы сами по себе произносят имя моего господина, моего командира, моего друга:

– Спартак!

Вилла Марка Лициния Красса купалась в осеннем солнечном свете, когда Луций Фурий поднялся на Палатинский холм и вошел в покои своего командира. Красс высоко поднялся с тех пор, как подавил восстание рабов. Он спас Рим, когда другие не смогли это сделать, на собственные деньги создав войско, которое сокрушило Спартака. Рядовые граждане, правда, ворчали, жаловались на отвратительную вонь от тысяч распятых рабов, чьи тела были оставлены висеть на крестах вдоль всей Аппиевой дороги, чтобы неделями гнить и разлагаться. Но так приказал сам Красс. Большинство распятых до костей обклевали вороны, но их вид и запах были просто ужасные, так что многие выступали с протестами. В признание заслуг Красс был назначен консулом – совместно со своим соперником Помпеем. Они не слишком любили друг друга, но, как выяснилось, оказались готовы вступить в альянс, чтобы держать друг друга под присмотром, равно как и добиться того, чтобы Рим не ослабляли гражданские раздоры. Красс был удостоен триумфа, последовавшего за разгромом рабов, после чего Красс опять из собственного кармана оплатил празднество для простого народа – на улицы города выставили десять тысяч столов с едой, чтобы накормить и напоить всех граждан. Кроме того, Красс одарил каждого трехмесячным запасом зерна, чтобы у всех брюхо было набито. Такая щедрость сделала его крайне популярным среди народных масс.