Иудеи с детства привыкали к пустыне: спасались в её пещерах от ветра и дождя, охотились в оазисах, находили чужие следы и прятали свои, а, став после тринадцатилетия воинами, учились проводить и охранять караваны и снабжать их всем необходимым для перехода между оазисами. У иудеев не болели и не слепли к вечеру глаза от сверкания песков, от праотцев они унаследовали дар находить родники и колодцы в местах, где ничто не указывало на возможность выжить под злобным солнцем. Надвинув на лица платки, они направляли своих мулов, таких же неприхотливых и смелых, как их хозяева, и кратчайшим путём приводили караван в нужное место. Кочевники из Восточных пустынь, готовясь к нападению на богатых купцов Вавилона и Египта, приносили жертвы идолам, прося, чтобы караваны пришли в Кнаан со своей охраной, а не нанимали её из местных ивритских племён.
Острые пики скал перешли в округлые вершины гор, потом меловые холмы сменились песчаными, которым не видно было конца. Постепенно бежевый тон перешёл в розоватый с рыжими островками репейника, такого мелкого, что под ним едва хватало тени жукам. Когда солнце было уже за спинами всадников, на горизонте появились верхушки кустов. Теперь все птицы летели в одну сторону – к оазису Эйн-Геди.
Давид оставил Иру бен-Икеша с мулами в финиковой роще, а сам ушёл в горы и молился там над пропастью, покрытой обгорелыми камнями. Когда он вернулся, Ира готовил благодарственное жертвоприношение за благополучное окончание пути.
Давид посмотрел на друга, положил ему руку на плечо, сказал задумчиво:
– Смотри: и небо, и цветы, и камни – всё это создал Он! И мы – его подобие!.. Они привязали мулов в кустах над обрывом в ущелье. Прямо отсюда начинался базар.
Никто их здесь не знал, никто ни о чём не расспрашивал. Повсюду были разложены товары, рядом с ними виднелись привязанные к кустам навьюченные или уже разгруженные верблюды, а на камнях, на песке, на пнях и оголённых корнях сидели купцы со всего Кнаана и из дальних стран, о которых они охотно рассказывали покупателям.
Давид и Ира бен-Икеш разглядывали пёструю, разноязычную, шумную толпу и поражались: чего только нет на базаре в благодатном Эйн-Геди, где прозрачная, холодная даже в самый зной вода бьёт из-под земли, падает со скалы, стынет в колодцах и струится по каналам под кронами пальмовых рощ!
Из самых богатых городов мира, Вавилона и Ниневии, везли в Эйн-Геди одежду из тонкой ткани, ковры, расшитые бисером платки, курильницы, драгоценные камни, сбруи для мулов, золотые и серебряные гребни, вазы, кубки, кинжалы с рукоятями в виде козлиных и львиных голов, пряности, благоухающие масла, изящно вырезанные трости с набалдашниками, покрытыми письменами, серьги, амулеты, медные зеркала, пояса, сандалии с модными алыми завязками.
Лежащая на Ниле великая страна Египет предлагала для продажи льняные и шерстяные ткани, и самую дорогую – нежно-золотистый виссон. У купцов из Египта можно было купить медную посуду, тушь для письма, музыкальные инструменты, сделанные из редких пород дерева, привлекавшие не только звучанием, но и красотой форм, папирусы – чистые или с текстами молитв и поучительных историй, сети, верёвки, украшения для погребения, колесницы, повозки, носилки, ароматические смолы и базальтовые статуэтки божков и идолов.
От Вавилона и Египта старались не отставать и города Финикии. Оттуда купцы везли сушёную рыбу, слитки меди, кедровые доски, красный аметист, бусы из слоновой кости и кораллов. Кнаанеи продавали в Эйн-Геди виноградное вино, пряности, фимиам для богослужения и пёстрые ткани с вытканными на них цветами. Они пригнали на базар для продажи ослов и мулов, принесли овечий сыр, шерсть и кожу, а также бальзам с плантаций в окрестностях Иерихона.
Продавались здесь и рабы со всего света – от чёрных эфиопов, которых привозили их же купцы, до диких кочевников, выменянных на бронзовые ножи караванщиками по пути в Эйн-Геди. Высоко ценились невольники из Дамаска и Хамата: мужчины славились, как повара и садовники, женщины – как парикмахерши и певицы. Дорого стоили образованные рабы-вавилоняне – врачи и астрологи.
Давиду и Ире бен-Икешу удалось найти знакомого купца-биньяминита из-за Иордана, который рассказал им, что в окружении короля Эшбаала – паника. Купец слышал, будто Авнер бен-Нер поссорился с Эшбаалом из-за наложницы Рицпы и ушёл из Маханаима. Куда и зачем никто не знал, но через неделю после его ухода на собрании старейшин было произнесено слово: «предатель».
Читать дальше