Она подняла глаза к небу – облака тоже полыхали пожаром.
«Ты видишь? – мысленно спросила она. – И это я сделала для тебя. Для Вещего. Для сына. Для нашей державы».
Где бы ни был сейчас Ингвар – в вышине небес или в глубинах земли, – жар и свет этого огня достигнет его. Он узнает, что враги его уничтожены, месть за него свершена, наследие сына сохранено.
Горло сдавило от подступивших слез. Но плакать больше нельзя – срок вышел. И ей нельзя плакать, ибо она не просто жена, а княгиня. И все же слезы просились на глаза, зрелище пожара расплывалось.
– Вон князь Святослав, – сказала Соколина.
Эльга сморгнула слезы, провела рукой по глазам и обернулась. К пригорку ехали несколько всадников, и среди них она узнала фигуру сына. Пожалуй, он пойдет в отца, тоже не будет высок ростом.
Тронув коня, Эльга поехала ему навстречу.
– Угры! – еще издали крикнул Святослав. – Володислав ждал на помощь тысячу угров! Они должны вот-вот подойти! Это Предслава сказала!
– Ее нашли? – с надеждой и облегчением уточнила Эльга. – А ее дети?
– Нашли. Живая. Хакон повез ее в те избы, – Святша махнул плетью в сторону. – Там ее устроят под крышей.
– Слава богам!
– Но надо что-то с ними делать! – с решительностью, которую дает подростковая бессердечность, заявил тринадцатилетний князь. – У нее мальчик, он сын Володислава и наследник этого змеиного рода. Что же, ты так и отдашь их Олегу, чтобы он растил из них мстителей?
– Олегу я их не отдам.
– Не были бы они твоя родня, я бы велел их продать за Хвалынское море… или удавить.
– Они не моя , они наша родня, – мягко, но настойчиво поправила Эльга. – Предслава – твоя двоюродная сестра по отцу, ее дети – правнуки твоей бабки Сванхейд и деда Ульва.
– Но я же не требую удавить правнуков моего деда! А ты сама сказала: надо выжечь все это гнездо! Чтобы памяти от них не осталось! Чтобы все знали: кто вздумает встать против нас – мы его растопчем, разорвем, в землю вобьем! Я никогда не прощу им моего отца!
– Но Предслава и ее дети пригодятся нам живые. Когда здесь будет править Олег Моровлянин, у него не возникнет мыслей подружиться с уграми, если его внуки будут жить у нас.
– Про угров, – заметил сидевший верхом возле Святослава брат Эльги, Асмунд. – Предслава говорит, ее муж был уверен, что они подойдут вот-вот.
– И мы не будем ждать их здесь! – Святослав взмахнул плетью. – Я сейчас возьму сотен десять-пятнадцать и пойду на запад.
– Вот это дело для князя, – кивнула Эльга, не показывая, как тревожно сжалось сердце.
Все же новый князь русский был еще слишком юн. Отважен, решителен и… неопытен. Слишком верил в себя – как его отец. Вера в себя несет победы, но единственная ошибка здесь будет стоит жизни.
Святослав ускакал. Эльга бросила еще один взгляд на пожар и поехала за ним. Пора и ей отдохнуть. Сегодня она завершила свою месть и может просить у судьбы передышку.
* * *
Зарево от пожара Коростеня было видно далеко-далеко. Жители еще уцелевших городков и весей угоняли скотину в лес, а сами снаряжали стариков, кому уже жизни не жаль, послами к могущественной русской княгине – просить милости и обещать вечную покорность в обмен всего лишь на сохранение жизни.
Передовой разъезд угорских сотен, выскочив из леса, тоже увидел это зарево. Там горело все, что осталось от их несостоявшегося союзника и данника. Они опоздали всего на день-другой, но промах был непоправим. Даже отвага и доблесть угров, привыкших к дальним походам, не помогла бы им в одиночку, без древлян, одолеть на чужой, неведомой земле войско русов.
Воевода Ченгеле, сидя на коне, долго глядел на пожарище. Потом обернулся:
– Возвращаемся. Такшонь приказал мне поддержать Ладисло, но того больше нет. Биться в одиночку с Белой Княгиней он мне не приказывал.
И передовой разъезд Святослава, пришедший сюда день спустя, нашел лишь следы сотен копыт, заносимые новым снегопадом…
* * *
В месяц сечень, когда рубят деревья для построек, я проводила в Деревлянь моего отца. Эльга отдала ему наследство зятя и сватов, приказав продвигаться дальше на северо-запад и построить там новый город для охраны рубежей и взимания дани. Коростень так и лежал пожарищем, и я думаю, сменится немало поколений, прежде чем люди посмеют вернуться на это жуткое место. Но когда-нибудь они, конечно, вернутся. Людям свойственно забывать такое, что, казалось бы, забыть невозможно никогда…
Пока отец еще жил в Киеве, они с Эльгой нередко виделись и беседовали. Отец рассказывал ей о Христовой вере: о том, что верующие в Христа в любой беде обретают утешение и поддержку в Божьей любви, но и сами должны уметь любить и прощать.
Читать дальше