Эрик Ларсон - Мертвый след. Последний вояж «Лузитании»

В четверг 6 мая Бетман отправил верховному командованию германским флотом письмо, в котором жаловался, что за предыдущую неделю субмарины топят “все больше и больше” нейтральных судов. “Этот факт не только непременно изменит наши добрые отношения с нейтральными державами, но и создаст серьезнейшие осложнения, а в конце концов и заставит эти державы перейти в лагерь неприятеля” 170 . Взаимоотношения империи с другими странами были и без того достаточно “натянутыми”, писал он, а затем предупреждал: “Не могу принять на себя ответственность за ухудшение отношений с нейтральными державами, к чему непременно приведет ведение подводной войны в ее нынешнем виде”.

Он требовал, чтобы верховное командование флотом “приняло необходимые меры для того, чтобы наши субмарины ни за что и ни при каких обстоятельствах не нападали на нейтральные корабли”.

В тот вечер “Вашингтон таймс” сообщила, что потоплены еще четыре корабля, включая два нейтральных парохода и английскую шхуну 171 . На два из них напали субмарины; другие два были уничтожены морской миной и обстреляны германским боевым кораблем.

“Лузитании” оставалось два дня до прибытия в Ливерпуль. В ночь с четверга на пятницу, в полночь мощный германский передатчик в Норддейхе послал всем субмаринам сообщение о том, что “Лузитания” отплывает обратно в Нью-Йорк 15 мая 172 .

Сообщение было перехвачено и передано в Комнату 40.

Швигер с командой провели ночь спокойно, выйдя далеко в море 173 . В пятницу 7 мая, в 5.00, он приказал всплыть и выбрался в боевую рубку. Перейдя на дизельные двигатели, он начал заряжать батареи внизу.

На пути U-20 зоны тумана чередовались с зонами хорошей видимости. “Время от времени чуть проясняется”, – писал Швигер. Эти краткие промежутки поначалу давали надежду, что видимость улучшится, но вскоре солнце совсем исчезло и вновь опустился туман, густой как никогда.

Это обескураживало и подтверждало правильность принятого Швигером решения – не идти дальше в Ливерпуль. Впоследствии он рассказывал про то утро другу Максу Валентинеру, тоже командовавшему субмариной. Швигер говорил ему, что густой туман давал “малые шансы что-либо потопить. Притом мы бы и глазом не успели моргнуть, как на нас наскочил бы какой-нибудь несущийся в тумане миноносец”.

В бортовом журнале Швигер записал: “Поскольку туман не рассеялся, решил отправиться обратно тотчас же”.

Он взял курс на базу. По его разумению, патруль был закончен.

Рано утром в пятницу несколько пассажиров проснулись, оделись и взобрались на верхние палубы посмотреть, как встает солнце 1 . Хотя оно должно было взойти лишь в 5.30, небо на востоке уже начинало светлеть. Элбридж и Мод Томпсон из Сеймура, штат Индиана, оба тридцати двух лет – пассажиры первого класса, были на месте к 4.30, как и двое пассажиров второго класса: сорокадевятилетняя Белль и пятидесятидевятилетний Теодор Нейш из Канзас-Сити. Около пяти часов обе пары заметили слева по борту военный корабль, который шел в отдалении, курсом, параллельным курсу “Лузитании”. Миссис Томпсон назвала его “броненосцем”, хотя на деле это был корабль британского флота “Партридж”, быстроходный миноносец с тремя трубами. Офицеры и команда, несущие раннюю утреннюю вахту на борту “Партриджа”, тоже увидели “Лузитанию”.

На ранних пташек вроде Нейшей и Томпсонов вид этого мощного боевого корабля подействовал успокоительно. Его присутствие подтверждало обнадеживающие слова капитана Тернера, сказанные на концерте прошлым вечером. Миссис Нейш говорила: “Нам сказали, что всю дорогу нас защищают военные корабли и радио, а в проливе нас будут сопровождать, защищая от субмарин, миноносцы” 2 . Под проливом она имела в виду пролив Святого Георга.

“Партриджу” таких приказов никто не давал. Миноносец, способный развивать скорость выше 30 узлов, прошел мимо на быстром ходу.

Около 6.00 “Лузитания” попала в густой туман. Капитан Тернер снизил скорость до 15 узлов и приказал включить корабельную сирену. Как и другие пассажиры, Нейши обычно засекали время тех или иных событий на борту корабля, что, вероятно, объяснялось нехваткой других занятий. Если верить их часам, сирена звучала раз в минуту. У Теодора этот звук вызвал беспокойство. “Не нравится мне это, – сказал он жене, – как бы не накликать беду” 3 .