Эрик Ларсон - Мертвый след. Последний вояж «Лузитании»

– Начразвед, – обратился он к Холлу, – вы хотите, чтобы Америка вступила в войну? 53

– Да, мой мальчик, – ответил Холл. – А что?

Де Грей сказал ему, что поступило одно сообщение, “весьма поразительное”. Перехватили его накануне, и де Грей еще не успел прочесть весь текст, но то, что ему уже удалось расшифровать, казалось слишком уж неправдоподобным.

Холл в тишине прочел эту расшифровку три или четыре раза. “Не припомню, чтобы я когда-либо испытывал большее возбуждение”, – писал он.

Впрочем, он столь же быстро понял, что поразительный характер сообщения таит в себе проблему. Обнародовать текст немедленно означало не только подвергнуть риску секрет Комнаты 40, но и поднять вопрос о том, можно ли сообщению доверять, ведь то, что там предлагалось, не могло не вызвать скептицизма.

Это была телеграмма от министра иностранных дел Германии Артура Циммермана, написанная новым шифром, незнакомым Комнате 40. Перевод текста на связный английский шел медленно и с трудом, но постепенно основные мысли сообщения вырисовались, словно на фотопластинке в темной комнате. Министр поручил послу Германии в Мексике предложить мексиканскому президенту Венустиано Карранце союз, который вступит в силу, если новая подводная кампания втянет в войну Америку. “Вместе вести войну, – предлагал Циммерман. – Вместе строить мир” 54 . Взамен Германия обещала помочь Мексике вернуть отобранные у нее земли – “потерянные территории” – в Техасе, Нью-Мексико и Аризоне.

Важность телеграммы не вызывала у Холла сомнений. “Не исключено, что это важная штука, – сказал он де Грею, – возможно, самая важная за всю войну. Пока об этом не должна знать ни одна живая душа за порогом этой комнаты” 55 . Под этим имелось в виду и начальство Холла в Адмиралтействе.

Холл надеялся, что ему удастся вообще не раскрывать текст телеграммы. Была вероятность, что объявление Германией неограниченной подводной войны само по себе убедит президента Вильсона: пришло время воевать. Надежды Холла окрепли 3 февраля 1917 года, когда Вильсон разорвал дипломатические отношения с Германией и приказал послу Бернсторфу покинуть страну. Однако до объявления войны дело не дошло. В произнесенной в тот день речи Вильсон заявил, что, по его мнению, Германия на самом деле не намерена нападать на всякий корабль, входящий в зону военных действий, и добавил: “Даже сейчас лишь неприкрытые действия с их стороны могут заставить меня в это поверить” 56 .

Холл понял, что пора действовать: ему следует передать телеграмму в руки американцев, но в то же время не выдать секрета Комнаты 40 57 . С помощью неких махинаций Холлу удалось раздобыть экземпляр телеграммы в том виде, в каком она была получена в Мексике, от сотрудника мексиканской телеграфной конторы, и тем самым Британия смогла заявить, что получила телеграмму, действуя обычными шпионскими методами. 24 февраля 1917 года британский министр иностранных дел официально вручил полностью переведенный экземпляр телеграммы американскому послу Пейджу.

Вильсон хотел немедленно обнародовать текст, но госсекретарь Лансинг отсоветовал ему, настояв на том, чтобы первым делом точно удостовериться в подлинности сообщения. Вильсон согласился подождать.

В тот же день пришла новость о том, что у берегов Ирландии потоплена “Лакония”, пассажирский лайнер “Кунарда”, подбитый двумя торпедами. Среди погибших были мать с дочерью из Чикаго. Эдит Голт Вильсон знала обеих.

Вильсон с Лансингом решились сообщить о телеграмме агентству “Ассошиэйтед пресс”, и утром 1 марта 1917 года американские газеты напечатали эту новость на первой полосе. Скептики тотчас заявили – совсем как опасались Лансинг и капитан Холл, – что телеграмма – фальшивка, состряпанная британцами. Лансинг ожидал, что Циммерман выступит с опровержением и тем самым заставит США либо раскрыть источник, либо, храня молчание, заявить, что народ верит президенту.

Но Циммерман удивил Лансинга. В пятницу 2 марта, во время пресс-конференции, он сам подтвердил, что посылал телеграмму. “Признавшись, он совершил промах, – писал Лансинг, – самый что ни на есть поразительный для человека, вовлеченного в международные интриги. Само сообщение, что и говорить, было глупостью, но куда хуже было признание его подлинности” 58 .

Новость о том, что Германия надеется привлечь Мексику на свою сторону, пообещав ей в качестве награды территории США, сама по себе наэлектризовала атмосферу, а в воскресенье 18 марта за ней последовала другая, о том, что германские субмарины потопили без предупреждения еще три американских корабля. (Ощущение глобальных катаклизмов усилилось, когда охватившее Россию народное восстание – Февральская революция – заставило царя Николая II отречься от престола; это произошло 15 марта, а на следующий день газеты были заполнены новостями о беспорядках на улицах тогдашней столицы России, Петрограда.) В сознании американского народа произошел кардинальный сдвиг. Теперь пресса призывала к войне. Историк Барбара Тачмэн писала: “Все эти газеты горячо поддерживали нейтралитет, пока Циммерман не выпустил стрелу в воздух и не подстрелил нейтралитет, словно утку” 59 .