Александр Коновалов - Небо зовёт

Я с удивлением смотрел на этого человека, простого труженика, на его крепкие мозолистые руки, из уст которого на работе нередко слетали крепкие словца, и думал: «Как зачастую мы недооцениваем людей, судим их за пустяковые проступки или обидные слова, сказанные в сердцах, а стоит только человеку отойти от дел текущих, отвлечься и расслабиться, он тут же преображается, и в нём обнаруживаются такие глубокие философские мысли и суждения, что порой они не возникают даже у седовласых мудрецов.

… Василий замолчал, задумался, видно, вспоминая счастливые минуты их совместной с женой жизни. Я воспользовался паузой и спросил:

— Дядь Вась, а вы и сейчас так же, как и десять лет назад, любите свою жену?

— Нет, первая любовь — это озарение, яркая картинка, так, для памяти, а семейная жизнь — это уже совсем другое дело. Тут есть всё сразу: и любовь, и забота, и ответственность, и обязанности, и умение понимать и прощать. Тут уже любовь превращается в нечто большее, объёмное, значимое и осязаемое, одним словом, это семья.

Не думал я тогда, что в голове простого хлебороба могут рождаться такие глубокие и светлые мысли, которые запомнились мне на всю жизнь и дали толчок дальнейшим рассуждениям на эту извечную тему. Прощались мы с соседом–тёзкой, как настоящие друзья. Он поехал домой к семье, а я — в романтическую неизвестность. Пожав друг другу руки и прихватив фанерный чемодан и солдатский вещмешок с пожитками, отправился на железнодорожный вокзал. Это была моя самая дальняя поездка. Единственный раз ехал я на поезде, когда хотел поступить в танковое училище в городе Орле, а теперь вот еду в саму северную столицу. Что нового и интересного она мне готовит?

Подошёл поезд. На маленьких станциях его стоянка не более 2–3х минут, и пассажиры стремятся успеть за это время сесть в вагон. Я тоже подбежал к своему вагону, предъявил билет проводнику и протиснулся внутрь. Тут, как всегда, ехала масса разношерстного народа. Всё было заставлено настолько, что даже по проходу было трудно пробраться. Повсюду стояли чемоданы, мешки, сумки, какие–то кульки, свёртки. Протиснувшись немного вперёд, обнаружил верхнюю полку свободной и тут же, не мешкая, взобрался на неё и полдороги там спал, не слезая. К утру в вагоне всё утряслось и стало значительно просторнее. Тогда и я спустился «с небес» и пристроился на краешек нижней полки. Пассажиры, измученные несусветной теснотой, жарой и духотой, кое–как разместившись, спали. Я развязал вещмешок, извлёк из него кусок хлеба и пару яиц, позавтракал и стал думать о предстоящей встрече с бывшей столицей Российской империи. Я много читал и слышал о «колыбели революции», но одно дело читать, а совсем другое — ходить по её улицам, дышать её воздухом и видеть её необыкновенную рукотворную красоту.

Но вот пассажиры стали просыпаться, повставали со своих мест, и снова началась толкотня. Я вышел в тамбур, хотел подышать свежим воздухом, но там уже толпились курильщики и дышать было нечем. Пришлось вернуться и сесть на своё место. Только сейчас я смог разглядеть своих попутчиков. В купе было человек десять. Это были люди из рабоче–крестьянского сословия с очень низким материальным достатком. Из них запомнилась мне только девушка моего возраста, или чуть помоложе, которая, посмотрев на мою грудь «всю в орденах», улыбнулась и, ничего не сказав, отвела взгляд в сторону. Я почувствовал, что она проявила ко мне интерес, но первым заговорить с ней не решился. Наконец её любопытство взяло верх, и она, кивнув на значки, спросила:

— Ты, парень, едешь на соревнование в Питер?

— Почему вы так решили? — ответил я вопросом на вопрос.

— Потому что у тебя вся грудь увешана значками спортивной доблести.

Я удивился, что совсем незнакомая девушка, а как–то по–свойски стала обращаться ко мне сразу на ты. Сделать замечание по этому поводу ей не решился, а искренне ответил:

— Еду я в Ленинград не на соревнование, а на учёбу. Что же касается моих значков, то я действительно люблю спорт и получил их, участвуя в соревнованиях.

— Я верю, что ты их не купил, а заслужил, но у скромных людей не принято все свои достижения выносить на показ. А то получается, что ты хочешь удивить весь город. Мол, смотрите, какой я сильный, смелый, спортивный и неотразимый.

— Да я и не хвастаюсь. У нас в деревне все носят и не стесняются.

— В деревне это может и модно, но в таком большом городе, как Ленинград, тебя могут не так понять.