Франсин Риверс - Воин [The Warrior]

— Разве так приветствуют друга?

Они обнялись, потрепав друг друга по спине.

Ионафан рассмеялся. — Мы так давно не виделись, друг мой. — Сколько лет миновало после их последнего разговора! — Теперь у тебя есть собственная армия.

— Однажды твой отец доберется до меня. Рано или поздно он меня выследит и застигнет врасплох в какой–нибудь промозглой пещере. С ним три тысячи людей, все отборные воины. А со мной всего шестьсот.

— Я тебе кое–что привез. — Ионафан полез за пазуху.

— Моя праща! — Давид взял ее. Поднял глаза. — Но я же ее тебе подарил.

— Да, а теперь я возвращаю ее тебе. Помнишь, когда она понадобилась тебе в прошлый раз?

— В день, когда я убил Голиафа.

— В тот день ты не испугался, и твоя храбрость передалась каждому из сынов Израиля, кто видел, что ты совершил. И Господь даровал нам победу.

— Тогда я был мальчишкой и ринулся в бой с твердой верой, что Господь со мной.

— Так оно и было.

— Бог оставил меня.

Теперь Ионафан понимал, почему ему так надо было увидеть Давида.

— Что ты, друг мой, Бог не оставил тебя! Лучше бедный, но умный юноша, нежели старый, но неразумный царь, который не умеет принимать хорошие советы. — Он грустно улыбнулся. — Такой может и из простых пастухов сделаться человеком великим. Может даже царем стать, хоть и рожден был в бедности. Любой пожелает оказать помощь такому, даже если это значит — помочь сесть на престол.

Давид пристально посмотрел на него. — Ты же знаешь. Я не хочу престола!

— Как и мой отец. Когда–то. Давным–давно. Теперь он цепляется за него изо всех сил, как кнутом бичуя Божий народ страхом.

— Почему ты мне все это говоришь?

Ионафан сказал бы и больше, но не хотел, чтобы это прозвучало, когда рядом — люди Давида, чтобы ненароком не заронить в них мысль о мятеже. Одно дело — уйти от царя, а другое пойти на него.

— Мы можем выйти из лагеря и прогуляться? Вдвоем?

Давид отдал приказ телохранителям. С недовольным видом те отстали и шли позади, держась на приличном расстоянии.

— Что же мне делать, Ионафан? Ты знаешь, я никогда и ничем не согрешил против царя. — Из глаз его хлынули слезы. — Служил ему всем, что имею. А он все равно меня ненавидит! Он гонит меня, как дикого зверя! Куда бы я ни пошел, везде кто–то предает меня и доносит Саулу. Все хотят получить награду за мою голову. И я должен жить среди людей, привыкших промышлять разбоем, и почти никому вокруг нельзя доверять!

Выслушивая этот взрыв эмоций, Ионафан подумал, что Давид сейчас напоминает ему отца. Взбешенного. Охваченного страхом. Укрепи его, Господь.

— Не надо бояться, Давид. Уповай на Господа, и могущество силы Его защитит тебя. Отец никогда тебя не найдет!

— Отчего ты так в этом уверен?

Пришла пора сказать то, что он знал в глубине души. — Разве не помазал тебя Самуил много лет назад в Вифлееме?

Краска залила щеки Давида. — Откуда тебе это известно?

— С самого первого раза, когда я увидел тебя в доме отца, было очевидно: ты — раб Божий. И потом, когда ты вышел на Голиафа, и позже, всякий раз, когда ты сражался против врагов Господних. Когда мы с тобой сидели и изучали Закон, я знал: ты муж по сердцу Божьему. Ты будешь царствовать над Израилем, а я буду рядом с тобой — и Саул, отец мой — прекрасно знает об этом. Господь — твердыня наша. Он избавитель твой. — Он слегка усмехнулся. — Какая жалость, что я не умею играть на гуслях и не смогу спеть песни, которые внушили бы тебе надежду.

Ионафан распростер руки. — Я часами, даже целыми днями думал о том, каково сейчас тебе. Мне казалось, это я виноват, потому что мой отец — причина всех твоих несчастий. Но я должен верить, что все эти битвы, через которые ты сейчас проходишь, пришли на тебя не без ведома Господа.

— Тогда где же Он?

— Господь хранит тебя, Давид. Он видит, как ты встаешь и как садишься. Он готовит тебя к высшему призванию. А отцу моему… даже сейчас, бывает, предоставляется возможность раскаяться, и у меня нет слов описать, как разрывается моя душа от того, что я вижу, как сердце его, наоборот, все больше ожесточается после каждого испытания. — У него сорвался голос.

Давид схватил его за руку.

Ионафан тяжело сглотнул. — Пусть же твое сердце смягчается, как богатая, вспаханная почва, в которую Бог насаждает семена мудрости и истины. — В словах его звучала глубокая убежденность. — Бог не оставил тебя, Давид. И не оставит. Пока ты держишься за Него и ходишь — или бежишь — Его путями.