Игорь Ефимов - Новгородский толмач

Среди книг, прошедших через наши руки, много было интересных и поучительных. Доводилось нам уже переписывать и жития местных святых, и истории военных походов и битв, и повесть о том, как московский князь Дмитрий в прошлом веке разбил татар на берегу Дона, и другую повесть, как год или два спустя татары оправились и их хан Тохтамыш захватил и сжег Москву, перебив и угнав в рабство русских людей видимо-невидимо.

Но больше всего меня заинтересовала книга о строении земли и человеческого тела, составленная, видимо, из переводов с греческого, из отрывков медицинских трактатов знаменитого Гиппократа и прославленного Галена. В ней описаны четыре стихии, из которых состоит мир — огонь, воздух, земля, вода, — и объяснено, как они соотносятся с четырьмя главными веществами нашего тела: кровью, мокротой или флегмой, красной желчью и черной. Автор полагает, что черты характера человека определяются именно этими четырьмя веществами.

У детей характер пылкий и податливый — это под влиянием крови, и потому они то играют, то смеются, и когда плачут, быстро утешаются. У юношей же характер пылкий и страстный — под влиянием красной желчи, и потому они быстры и вспыльчивы. У зрелых мужей характер сухой и холодный — под влиянием черной желчи; они суровы и тверды, и когда гневаются, утешаются с трудом. У старцев же характер холодный и податливый — под влиянием мокроты; потому они печальны и дряхлы, медлительны и забывчивы, а когда сердятся, то надолго.

Что Вы обо всем этом думаете? Не кажется ли Вам, что автор любит прыгать от частного к общему еще больше, чем я? Откуда же берутся тогда столь разные по характеру дети, какими были мы с Гретой? И столь разные юноши, что одни идут в воины, другие — в торговые дела, а третьи — в монахи? И столь разные мужи, как Алольцев и отец Денис? И столь разные старики, как епископ Бертольд и мой отец?

Упомянутый мною отец Денис — давнишний друг семейства Алольцевых и Корниенковых, он крестил в Новгороде их детей. (После сына Людмила родила еще дочь, которая умерла во младенчестве.) Недавно он получил церковный приход во Пскове, но, возможно, ему придется вернуться в Новгород, потому что псковичи решили прогонять из церквей всех овдовевших попов. Кажется, это первый русский, который готов беседовать со мной — католиком — о вопросах веры. Я спросил его, не боится ли он. Ведь это строго запрещено церковными постановлениями. А вдруг я донесу? Он усмехнулся и сказал:

— В свое оправдание я заявлю, что пытался обратить тебя в православие.

На самом деле ничем таким он не занимается. Ум у него на редкость открытый, и он хорошо осведомлен об истории споров между восточными и западными христианами. Дал мне прочесть большое послание киевского митрополита Иоанна Второго Папе римскому Клименту Третьему, отправленное аж четыре века тому назад, в котором митрополит разъясняет позицию православных (так вероотступники именуют себя) по шести спорным вопросам.

Я, конечно, пощажу Вас и не стану мучить всеми этими богословскими мудрствованиями. Но помните тот случай, когда Вы, по поручению нашего священника, готовили тесто для церковных облаток, а я, играя на столе, опрокинул солонку? И как Вы испугались, что соль попадет в тесто, и огорчились? Так вот русская женщина испугалась бы обратного — если бы у нее не оказалось соли для теста. И этот вопрос — каким хлебом причащаться, пресным или соленым — разделяет две церкви вот уже пять веков.

Православные указывают на то, что в Евангелии употреблено слово «хлеб», а не «опресноки». Что опресноки — это еврейский пасхальный обычай, от которого Христос отступил. Я указал отцу Денису на то, что это может быть ошибкой перевода с оригинала. Что в их тексте, совсем рядом, есть уж точная ошибка: сказано, что Христос обмакнул опреснок в «блюдо», когда во всех старинных рукописях говорится в «солило». Он же привел такой аргумент: евреи едят пасху стоя, а Христос с учениками во время Тайной вечери «возлежали». Что, по его мнению, подтверждает желание Спасителя нашего отказаться от еврейских обычаев и обрядов. И тут я не знал, что возразить.

Дорогая фрау Урсула! Только Вам решаюсь я передавать содержание этих бесед. Поделиться своими сомнениями с нашим преподобным епископом я не посмею. Вдруг окажется, что на каком-то из Вселенских соборов этот вопрос уже разбирался и был решен! Я просто боюсь в очередной раз обнаружить бедность своих познаний в церковной истории. А уж коснуться наших споров о безбрачии священников — побоюсь тем более.