Игорь Ефимов - Новгородский толмач

Должен прервать это письмо — меня срочно вызывает к себе великая княгиня Елена Иоанновна. Закончу завтра.

Ну вот, вот и свершилось то, чего я втайне ждал все последние дни.

Господь послал мне свой знак!

Когда я вошел в покои княгини, она отослала всех слуг и подала мне запечатанный конверт.

— Вот письмо к моему батюшке, — сказала она. — Умоляю доставить и вручить ему в собственные руки. Я не верю, что мои прежние письма достигали его. Никому не могу доверять. Кланяются низко, улыбаются до ушей, но думают только о своей выгоде и корысти. Если же письмо у вас выкрадут или оно пропадет каким-то иным путем, я хочу, чтобы вы передали мои слова батюшке: больше так жить я не могу. Выходя замуж за князя Александра, я мечтала о том, что этот брак принесет мир нашим народам. Что Литва и Россия смогут оставить свой долгий раздор и стать твердо, плечом к плечу, против мусульманского нашествия. А что оказалось? Меня, наоборот, делают яблоком раздора. Батюшка шлет моему супругу нелепые и несправедливые обвинения. Он делает вид, что вступается за меня, и литовские придворные думают, что это я шлю ему ложные жалобы, нагнетаю вражду. Как я могу оправдаться перед ними, перед супругом моим, перед вдовами и сиротами литовских воинов, гибнущих каждый день в пограничных стычках?

— Ваша светлость, Елена Иоанновна, голубушка! — взмолился я. — Да как же я посмею вслух повторить такое великому князю?! Разве не знаете вы, что делают во дворцах с посланцами, которые приносят нежеланные известия?

— Нет, я не верю, не могу поверить, что мой отец знает правду и обрекает свою дочь на такую повседневную муку!

— А можете вы поверить, что кто-то осмелился бы обмануть великого князя, не доставить ему ваше письмо?

Она растерянно умолкла, глядя на портрет княгини Ядвиги — прабабки ее супруга, принесшей христианство в Литву. Потом потянулась к Библии, открыла ее на заложенной странице.

— Вот что я прочла вчера в Притчах Соломоновых: «Мерзость перед Господом — уста лживые, а говорящие истину угодны Ему». И рядом: «Коварство — в сердце злоумышленников, радость — у миротворцев». Я хотела, хочу помогать миротворцам, — но где же моя радость?

— Искупитель обещал нам воздаяние в будущей жизни. «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божьими».

Она все смотрела куда-то поверх высокого лба и сияющих глаз княгини Ядвиги. И вдруг произнесла слова, отозвавшиеся во мне дрожью мгновенного узнавания, — будто она угадала, повторила, вычитала их в моей душе:

— Для каждого из нас у Господа есть свой замысел. Как страшно не разгадать его, не откликнуться.

Эти слова вдруг загорелись передо мной, как та светящаяся надпись в Вавилонском дворце. Я вдруг понял, что Господу нет нужды всегда являться перед нами неопалимой купиной, громом из тучи, кометой между звезд. Если захочет, Он заговорит с нами устами своих созданий — посылаемых нам людей. И мы узнаем, угадаем Его голос, Его зов по безотказной примете: вот по этому мгновенному счастливому сжатию сердца.

— Конечно, я исполню ваше повеление, — сказал я, вставая и склоняясь в поклоне. — Письмо ваше будет доставлено в Москву. Обещаю употребить все усилия, чтобы оно попало прямо в руки великого князя Ивана Васильевича. И да сбудется по слову Спасителя, и да утешатся миротворцы в жизни вечной.

Так решилась моя судьба, любезный сын.

Завтра я отправляюсь вместе с посольством обратно в Москву. Не знаю, дано ли мне будет свидеться с тобой и обнять тебя. Смиренно готов принять все, что уготовила мне судьба. Прав был Федор Курицын: силен зов Господень в Московии, трудно устоять. И если суждено мне, по Его замыслу, лечь костьми в большой российский котлован — быть по сему.

Надеюсь и верю, что ты вырастешь достойным мужем и это письмо доплывет до тебя через океан времени. И может быть — как знать? — прочитав его в момент трудного выбора, ты испытаешь такое же счастливое сжатие сердца и узнаешь, что Господь говорил с тобой устами — строчками — словами — твоего смиренного, любящего тебя отца.

Аминь.

В конце октября — начале ноября 1497 года Иван Третий предпринял странную, на первый взгляд, акцию: публичное покаяние в тяжком грехе братоубийства. «Князь великий, став перед отцом своим митрополитом и архиепископом и епископами, начал бить челом перед ними с умилением и великими слезами, прося у них прощения о своем брате Андрее Васильевиче, за то что своим грехом и неосторожностью его уморил в скорби… Митрополит же и архиепископ, и епископы долго увещевали его и простили, наказав впредь, как ему свою душу исправить перед Богом».