Арслан Сирази - Зикр Назира

Не глядя, Назир взял повод Зур-Ай и потянул лошадь к лесу. За околицей дыхание, наконец, улеглось, и он смог размыслить свой поступок. Так, вместо рассудка его телом управлял страх. Но это допустимо, потому что порой страх быстрее, чем разум. К тому же, тела лежали без погребения уже несколько дней, значит, возможно и заражение от них. Страх увёл его от опасности. Молитву над черемисой читать нельзя, ведь в Книге сказано, что многобожники попадут в ад, а кто он такой, чтобы спорить с Книгой?

К тому же, он не мулла. Он суфий (ученик – тут же поправил его ещё один голос, знакомый ему после написания кадисов). Ему надо скорее попасть домой, ведь урусы уже обошли его, значит, надо торопиться. Вскочить в седло, прижаться ногами к лошади и скакать, гнать как можно быстрее к стенам Казана. Но он продолжал идти и не переставал перебирать слова оправдания, ощущая, как мальчик смотрит ему вслед. Он боялся обернуться, чтобы увидеть этот взгляд – Назир был уверен, что увидит взгляд своего отца, вернувшегося после смерти энкей .

Наверху пригорка, огораживающего деревню с трёх сторон, дышать стало легче. Здесь, на просторе, не копилась смерть и болезнь, здесь урман жил и умирал походя, не замечая своих воплощений. Птицы, собирающиеся вскоре к теплу, пока что звенели и тренькали. Сосны качались, раздумывая о жизни, которая укрепилась внутри их стволов. Ещё немного пройти, и не будет уже видно никакой деревни, а там – день пути и он, Алла бирсе, окажется у стен Казана и, может быть, увидит картинку, врезавшуюся в память с детства.

Когда они шли вверх по Идилю, купец Полат показал ему рисунок на куске жёсткой бумаги. На нём двумя раскрытыми ладонями сплетались две реки. А в самом сплетении, будто цветок в бутоне, лежал город, нарисованный лёгкими штрихами. Стены его были выше других городов, ещё выше стен художник изобразил минареты, откуда муэдзины славили Всевышнего, да так, что прямо в уши, хотя и знал Назир теперь, что это неважно, можно говорить и сидя на земле, и даже под ней, Всевышний слышит все слова на свете и ни один волосок не упадёт без Его ведома, да пребудет с Ним милость веков.

Казан стоял там, вольный город, сильный город, что сумел пережить разрушения, моры и болезни, и слабых ханов, умерших ещё в юности, и жадных наместников. И там, между трёх озёр и двух рек, на высоком холме, ждал его полузабытый отец и могила матери, которую он, Назир, вспоминал нечасто, но каждое воспоминание было столь ярким, столь живым, что порой казалось, будто энкей где-то рядом.

Цветок на карте рос из морей, из тех мест, откуда сейчас шёл сам Назир. Бурные волны чингизидов, ногаев, кипчаков докатывались туда и успокаивались, видя как красивы новые места, как спокойно дышится там. Кто-то из них оставался, перемешивался с булгаарами, и так сохранялся цветок, впитывая в себя влагу чужих земель.

У самого леса Назир все-таки оглянулся и вновь поразился тому, как похож авыл на игрушечный городок, устроенный каким-нибудь великаном. Возле одного из кубиков возилась маленькая фигурка. Байбуре что-то таскал к дому. Назир пригляделся. Мальчик подтаскивал к стенам сухие ветви, дрова, доски, укладывая их так, чтобы они прислонялись к избе. Что он собирается делать?

Байбуре зашёл в дом, вскоре вышел и присел над одним из пучков сухой травы, воткнутым промеж веток. Долго не выпрямлялся, а когда встал, над ветвями вился тонкий дымок. Он хочет сжечь свой дом!

Из пальцев Назира выпал повод, чему Зур-Ай была рада – она двинулась к остаткам зелени, на опушке проглянувшими сквозь сухие иглы. В низине ветер ухватился за огонёк и начал раздувать его всё сильней и сильней. Вскоре огни пламени вскарабкались на стены, поднялись под самую крышу. Байбуре медленно отходил от трескучего жара, который, казалось, ощущался даже здесь, на пригорке, откуда, не отрываясь, глядел в низину Назир.

Солнце уже село, пора было вставать на ночлег. Чуть отойдя к лесу, Назир расседлал лошадь, развёл костёр так, чтобы не видеть за ним огня, обнявшего деревню. Вскоре на пригорок поднялся мальчик.

– Я… посижу тут, – он кивнул на костёр. – Недолго.

Уселся, обхватив руками колени. Когда Назир протянул ему кусок вяленой конины, только покачал головой. Если завтра они пойдут разными дорогами, к чему сегодня делить пищу?..

Байбуре стоял на склоне жёлтого глинистого оврага меж деревянных обгорелых развалин. Крики заставили его обернуться. Сзади в беспорядке набегали сотни людей. Байбуре взглянул в сторону их движения. Над оврагом высилась каменная стена. Оттуда со свистом летели стрелы, копья, камни. Странно – зачем они стремятся к стене?