Этель Войнич - Прерванная дружба

К вечеру неожиданно пришёл Феликс.

– Рене принёс вам акварели? – спросил он Маргариту. – Ах, вот они. Не правда ли, он очень хорошо передал перспективу? Если бы удалось победить его необычайную скромность, он бы написал немало вещей, гораздо лучше тех, что мы видим на выставках. У него все выходит так искренне и от души.

– Да, – еле слышно ответила Маргарита, не поднимая глаз.

Он посмотрел на неё с нежной заботливостью.

– Вы бледны. У вас болит голова? Мне, пожалуй, лучше уйти.

– Нет, нет, останьтесь, прошу вас. Я чувствую себя совсем хорошо.

Феликс стал просматривать наброски.

– Между прочим, один из них я отложил, чтобы вставить в рамку, – беззаботно продолжал он, – а теперь никак не могу его найти. Может быть, Рене прихватил и его? Нет, здесь его нет.

Маргарита отперла ящик своего стола.

– Вот он, – и протянула ему листок стороной, где были написаны карандашом стихи.

Феликс едва заметно вздрогнул.

– Вы прочли?

– Да, случайно. Рене решил, что это отрывок, который вы выбрали для рамки. Он не читал. Я дочитала почти до конца, прежде чем поняла, что это не для посторонних глаз. Простите меня.

Маргарита говорила тихо и неуверенно, по-прежнему не глядя на него. Феликс сразу овладел собой.

– О, какая ерунда. Не стоит обращать внимания. Конечно, я сам никогда бы не стал показывать такой в-вздор знакомым, но раз уж так случилось… Ведь это просто другой вариант нашей маленькой фрески во вкусе Беноццо Гоццоли. Вам никогда не приходило в голову, что почти все сказки имеют два смысла? Искусство жить и состоит в том, чтобы следовать тому, который приятен, и н-не думать о… Маргарита… Что с вами? Почему…

Девушка разрыдалась.

– Ах, как вы жестоки! Как жестоки! Я не имею права знать правду, но не рассказывайте мне сказки!

Феликс, растерявшись, смотрел на Маргариту. Слёзы душили её.

– Беноццо Гоццоли! И я, закрыв глаза, пыталась увидеть их… и шутила с вами… а в глубине скрывалось это! Ах. как вы только могли!

Феликс присел около Маргариты и стал нежно гладить её по голове.

– Но, дитя, не могу же я навязывать вам свои отвратительные фантазии? Их надо хранить для себя. Нашим друзьям принадлежит только хорошее. Не плачьте, дорогая, мне так больно, что я огорчил вас. Мне не следовало посылать вам этого глупого письма. Ну что вас так расстроило? Просто вы узнали, что я пишу плохие стихи. Но ведь у меня хватает самолюбия не печатать их.

Она поглядела ему прямо в лицо.

– Чем заслужила я это? Разве я когда-нибудь старалась узнать ваши секреты или докучала вам своей любовью? Зачем вы притворяетесь и лжёте мне, забавляете меня и рассказываете мне сказки, словно я ребёнок, который ушибся и хочет, чтоб его утешили? Вы и с Рене такой же? Но я не в силах… Как я могу заставить вас поверить, что вы мне дороги…

Собрав все силы, Маргарита взяла себя в руки.

– С моей стороны глупо сердиться – вы ведь иначе не можете. Это ваша болезнь.

– К-какая болезнь, дорогая? – смиренно спросил Феликс. – С-страсть к рифмоплётству? Это всего только дурная привычка, и я позволяю себе забавляться лишь на досуге. Зачем же так огорчаться?

Она обернулась и посмотрела ему в глаза.

– Я о другом. Вы всегда всех подозреваете, всех дурачите и не верите, что вас действительно любят. Неужели вы до самой смерти будете носить маску? И никогда никому больше не поверите только потому, что один человек вас предал?

Феликс вскочил и, отвернувшись от Маргариты, нагнулся над акварелями. Его пальцы нервно перебирали листы.

– А з-знаете, – наконец заговорил он нарочито лёгким тоном, – наш разговор напоминает мне английскую игру в перекрёстные вопросы и запутанные ответы. Мне очень жаль, что я настолько туп, но я не имею ни м-малейшего представления, о чём вы говорите.

– Конечно, не имеете, – с горечью ответила Маргарита. – Иначе разве стали бы вы обращаться со мной как с шестилетним ребёнком? – Она схватила Феликса за руку. – Но не в этом дело! Не всё ли равно, как вы обращаетесь со мной… Но что вы делаете с собой… я знаю, любимый…

Она снова разрыдалась. Феликс не двигался и продолжал смотреть в сторону. Она прижалась щекой к его руке.

– Я знаю, вы верили одному человеку… и он обманул вас. Я знаю, это разбило вашу молодость… уничтожило вашу веру в бога… Любимый мой…

Маргарита с криком откинулась. Феликс смеялся.