Сегодня, отпросившись со второй лекции, о русской литературе прошлого века, Генрих нырнул в метро на «Парке Культуры». День был будничный, среда. На перроне скопилась толпа служащих окрестных учреждений. Ожидая поезда, Генрих сверился с часами:
– Остается ровно сорок минут… – товарищи по работе подсмеивались над его пунктуальностью, – десять минут до «Охотного Ряда», пять минут на пересадку, и я на месте. Хватит времени на очередь в гардероб и на чашку кофе в буфете…
Профком и комитет комсомола, вернее, его культмассовый сектор, пару раз в месяц распространяли среди рабочих театральные билеты с большой скидкой. Товарищи Генриха по стройке, впрочем, предпочитали кино, футбол и стоящие в комнатах отдыха общежития телевизоры:
– В театр, кроме меня, почти никто не ходит… – толпа сама внесла его в вагон, – только девчонки бегают в оперетту… – за осень Генрих успел побывать почти во всех театрах Москвы:
– Все равно мне больше делать нечего… – на «Библиотеке имени Ленина» машинист даже не открыл двери поезда, – мистер Мэдисон больше не приходит в Нескучный Сад, тайник исчез… – Генрих несколько раз пытался оставить в парке материалы, однако, насколько он понял, тайника больше не существовало. На его попытку позвонить в посольство никто не ответил:
– Надо подождать, – велел себе Генрих, – они обязательно выйдут на связь… – паспорт его почти полного тезки, товарища Миллера, лежал вместе с наличными деньгами в неприметном чемоданчике. Эту неделю багаж проводил на Ярославском вокзале.
Рассматривая свое отражение в темной двери поезда, Генрих пригладил коротко стриженые, каштановые волосы. До лекций он успел забежать в парикмахерскую:
– Галстук у меня импортный, – он улыбнулся, – костюм тоже. Социалистического производства, но импортный… – у Генриха, с его невысоким ростом, приятели редко одалживали костюм, но его галстук успел побывать на десятке свиданий:
– Парни здесь надевают галстук только в театр или встречаясь с девушкой, да и то не со всякой… – он вспомнил хмурый голос соседа по комнате. Юноша пытался завязать перед зеркалом галстук. Генрих вздохнул:
– Стой спокойно, я сам все сделаю. Нечего волноваться, это всего лишь знакомство с родителями… – штукатур отозвался:
– С москвичами, а я лимита, как нас называют. Еще решат, что я за пропиской охочусь… – Генрих сбил пылинку с лихо завязанного узла:
– Ты говорил, что у них в двух комнатах теснится пять человек. Они совсем не богачи, а ты неплохо зарабатываешь… – приятель хмыкнул:
– Не богачи, но москвичи, что важнее… – Генрих скосил глаза на «Известия» в руках соседа справа. Несмотря на давку, пассажир пытался читать газету:
– Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме… – провозглашали жирные буквы, – доклад председателя ЦК КПСС товарища Никиты Сергеевича Хрущева…
С докладом их познакомили вчера, на занятиях в Академии. Два раза в неделю по утрам, вместо стройки Генрих ехал на Лубянку. Высшая Разведывательная Школа, как официально называлась Академия, размещалась в неприметном доме, в глубине близлежащих к зданию Комитета дворов. На занятиях они мало говорили друг с другом:
– Ребята учатся, работают, как и я… – он скользил глазами по строкам доклада, – а что касается местных кадров, то они делают вид, что впервые с нами встретились… – товарища Матвеева, Паука, он пока в Академии не заметил, но фальшивая Света невозмутимо сидела на занятиях:
– Данута делит с ней квартиру, – вспомнил Генрих, – хорошо, что эта Света оставила меня в покое… – костел святого Людовика стоял неподалеку от Комитета, но Генриху нельзя было заглядывать в церковь. За дверью замелькала набитая людьми платформа «Охотного Ряда»:
– Хотя на мессу могут ходить британские дипломаты. Почему посольство не отозвалось на сигнал тревоги… – Генрих еще не решил, стоит ли ему повторить попытку:
– Неясно, что происходит в посольстве с жучками. Если у них стоят подслушивающие устройства, мой голос могут узнать… – двери раскрылись, он очутился в бурлящей толпе:
– При коммунизме у каждого появится личный автомобиль, – развеселился Генрих, – и личная квартира. Хотя если каждый москвич получит по машине, по городу будет не проехать…
Пока пробки в Москве случались только у вокзалов и на Садовом Кольце. Привыкнув к многолюдному Лондону, Генрих не обращал внимания на давку:
– Они в Нью-Йорке не бывали, где все еще хуже, – юноша ввинтился в людскую массу, осаждающую эскалаторы, – давай, товарищ Рабе, поднажми… – спектакль начинался в семь. Генрих шел в Малый Театр, на «Вишневый сад»:
Читать дальше