Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга четвертая

– Комитетчик душится сандалом, – вспомнила Надя, – и маэстро тоже. Но у него не сандал, а кедр… – танцевал он, на удивление, отменно:

– Правильно, – услышала Надя подвыпивший голос, с русским акцентом, – покажите класс, доктор Эйриксен! Физики умеют не только вычислять, мы не сухари… – Инге подмигнул давешнему аспиранту, грозившему Комитету в окно:

– Как видите, я стараюсь, коллега… – Надя спиной чувствовала на себе пристальный взгляд молодого человека:

– Комитетская тварь, как и товарищ Матвеев, то есть он доносчик на содержании Комитета. Он знает, кто я такая, надо вести себя осторожно… – днем юноша принес товарищу Матвееву список участников вечеринки:

– Ожидается больше народа, – извинился он, – но нас интересует только доктор Эйриксен. Я с ним работал последние две недели. Здесь информация, могущая вам понадобиться… – Надя получила целое досье на физика:

– Я знаю его размер обуви, – горько подумала девушка, – а духи у меня такие, как у его жены… – в досье упоминалось, что женщина пользуется ароматом от Guerlain:

– Доктор Эйриксен скучает по жене, – сказал Наде товарищ Матвеев, – вы должны постараться, милочка, залучить его в постель. Не думаю, что вас ждут затруднения… – он окинул Надю долгим взглядом, – вы у нас девушка видная… – для поездки в Академгородок Надю снабдили мини-юбками и короткими платьями:

– Потанцуйте с ним, – велел комитетчик, – он молодой мужчина, он не устоит перед вами… – Элвис Пресли на пленке сменился гремящим, завывающим роком. Надя услышала короткий смешок:

– Как вы относитесь к современным танцам, мадемуазель Фейгельман… – она крикнула:

– Просто Дора, доктор Эйриксен! Отлично отношусь… – он закружил ее по столовой:

– Тогда и вы меня называйте по имени, здесь не научный семинар! Меня зовут Инге…

Надя рассмеялась:

– Хорошо, мистер Инге… – доктор Эйриксен отозвался:

– Можно обойтись и без мистера, Дора… – Надя внезапно подумала:

– Если бы… если бы мы встретились в другом месте, в другое время, если бы он не был женат… – на глаза навернулись слезы:

– Все могло бы быть по-другому. Правильно пел Пресли, some things are meant to be. Но мы с ним, то есть с Инге, никогда больше не увидимся. Мне надо думать об Ане с Павлом, надо сделать то, что хочет от меня Комитет… – Наде стало жалко себя:

– Они никогда не позволят мне любить. Я ловушка для нужных людей, подстилка, на которой, как говорится, негде пробы ставить… – девушка разозлилась:

– Пошли они к черту. Над моей душой и телом они не властны. Не случится никакого ребенка, я не позволю им играть мной, словно куклой… – она откинула назад растрепавшиеся волосы. Темные глаза сверкали золотом в свете свечей. Девушка легко дышала, белые щеки немного раскраснелись:

– Оставь, прекрати, – велел себе Инге, – она на задании, ей надо залучить меня в постель. Русские собираются сделать фотографии, чтобы потом меня шантажировать. В Норвегии они поняли, что не на того напали. Сейчас я им об этом напомню… – встряхнув головой, девушка крикнула, по-английски:

– Перерыв в танцах! Я вам спою, товарищи, как положено на вечеринке… – переждав веселый шум, она зацокала каблуками к столу, где стояла гитара:

– Прекрати, – Инге попытался отвести от нее взгляд, – не смей и думать о таком… – закинув ногу на ногу, взяв инструмент, она склонила к грифу неожиданно серьезное, совсем юное лицо. Длинные пальцы пробежали по струнам, она помолчала:

– Английская народная песня, товарищи, Ярмарка в Скарборо… – Инге узнал мелодию:

– Покойный дядя Джон любил эту песню, Маленький Джон тоже хорошо ее играет… – сильный голос бился среди стен столовой, словно птица, случайно вспорхнувшая в комнату:

– Then he’ll be a true love of mine… – прислонившись к подоконнику, Инге, не глядя, осушил подвернувшийся под руку стакан с выпивкой:

– Не смей, – повторил он себе, – не смей.

Узкая лестница вела с пятого этажа аспирантского общежития к железной двери на крышу, прочно закрытой на глухой засов. Площадку освещала тусклая лампа, забранная в толстую решетку. На беленой стене висел пожарный щит, с огнетушителем, ведром и багром. Рядом комендант водрузил предостерегающую табличку: «Не курить! Не сорить!».

Аспиранты, притащившие на площадку продавленное кресло, не делали ни того, ни другого:

– Курят в банку и по очереди… – Инге вдохнул витавший над площадкой сладковатый запашок, – а сорят в пакет…

Кроме кресла, на площадке нашелся рассохшийся, пестрящий следами от сигарет лакированный столик. Мебель принесли прямиком с помойки по соседству с общежитием. В Академгородке не существовало старых домов. Аспирантские квартирки обставили тонконогой, современной мебелью. Кресло и столик выбросили из какого-то академического института: