Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга четвертая

– Для них это просто стимулирующее средство… – бархатный занавес на сцене медленно раздвинулся, – впрочем, так и есть на самом деле. Но он пусть думает, что излечился…

Студенты местной консерватории, парень в малице и девушка в цветастом халате, при меховой шапке, выступили вперед:

– Музыкальный подарок народов Сибири, – звонко сказали они, – песни и танцы нашей советской Родины… – Саша вытянул на свет портсигар:

– Товарищ Левина, то есть Фейгельман, идет третьим номером. Ничего страшного, если я пропущу якутов и эвенков. Курилка здесь за углом… – он тихо выскользнул из ложи.

Помня о наставлениях господина Кима, Тупица позволил себе всего одну рюмку водки:

– Инге тоже предпочитает вино… – он бросил взгляд в сторону свояка, – хотя он вообще-то неплохо пьет… – словно услышав его, зять хмуро сказал:

– У меня утром эксперимент в здешней лаборатории. Завтра начинается симпозиум, у меня не останется времени на встречи со студентами. Жаль, здесь попадаются смышленые ребята… – Генрик, разумеется, ничего не сказал Инге о картонных упаковках с таблетками, полученных от директора института проблем человеческого организма. Они встречались еще один раз. Генрик узнал, что его анализы, оставляющие, как выразился Ким, желать лучшего, изменятся с началом приема препарата:

– Главное, не пропускать таблетки, вести размеренный образ жизни, – напутствовал его Ким, – скоро вы почувствуете прилив энергии, и остальные вещи… – он покрутил рукой, – тоже вас не разочаруют. Курс занимает полгода, возьмите запас препарата на это время… – шесть упаковок Генрик спрятал в своем несессере итальянской замши. Он не хотел, чтобы свояк даже случайно увидел таблетки:

– В Лондоне Адель не шарит в моих вещах, – успокоил себя Генрик, – и вообще, она скоро займется другими хлопотами, приятными… – он поймал себя на улыбке. Авербах собирался назначить еще одну встречу с господином Кимом, однако директор попрощался с ним по телефону:

– У меня много дел с переездом института, – извиняющимся голосом объяснил он, – в любом случае, вы знаете, как со мной связаться. Доктор Алишерова тоже передает привет…

Сергею Петровичу предстояло сопровождать цинковый гроб с телом Светланы Алишеровны на остров Возрождения. После телефонного разговора с начальством он понял, что профессор Мендес гораздо больше озабочен побегом 880, чем гибелью собственной жены:

– Жену ему доставят новую, – хмыкнул Ким, – а 880, судя по всему, имел отношение к профессору, когда он еще был Кардозо. Впрочем, он зря волнуется. Даже если беглеца не поймают, если он не сгинет в тайге или пустыне, если его не расстреляют китайцы, наш остров все равно недосягаем, мы в полной безопасности… – по спине бывшего Сабуро-сана пробежал неприятный холодок:

– В полной безопасности, – уверил он себя, – маэстро понятия не имеет, кто я такой на самом деле, и ничего не знает об острове. И вообще, он, как все гении, занят только собой… – с началом приема таблеток, несколько дней назад, Генрик заметил, что он стал меньше уставать:

– Один из эффектов средства, – понял Тупица, – господин Ким предупреждал, что так и случится. Но нельзя злоупотреблять повышением работоспособности, надо больше спать и меньше…

Он надеялся, что Инге спишет его покрасневшие щеки на хорошо протопленный зал и несколько бокалов грузинского вина. К Генрику вернулись мысли, от которых он старательно хотел избавиться:

– Я думаю об Адели, но не как обычно, – ему стало неловко, – из-за этого все происходит дольше. Час или даже два часа, словно я на отдыхе. Во время работы, если такое и случается, то мне хватает пяти минут… – допив белое вино, сжевав ароматную рыбку, он услышал голос со сцены:

– Еврейская Автономная Республика приветствует нашего выдающегося гостя, гордость мировой музыки… – столы вокруг взорвались аплодисментами. Генрик, поднявшись, раскланялся:

– Выступает студентка биробиджанского музыкального училища, товарищ Дора Фейгельман. Еврейская колыбельная песня, «Рожинкес мит мандельн»… – Генрик замер. Ласковая рука покачала его, отец смешливо сказал:

– «Сурок» его не усыпил, Дора. Бетховен уступает место настоящей колыбельной… – запахло сладким, он прижался разгоряченной щекой к мягкой щеке матери:

– Я рано начал говорить, – Генрик забыл сесть, – в год я уже лепетал:

– Маме петь, петь… – темные волосы окутали его. Генрик обхватил мать ручками за шею:

– Зинг-лид, – капризно велел ребенок, – зинг, мамеле… – тяжелые локоны темного каштана, падали на стройные плечи девушки, в закрытом, старомодного покроя платье: