Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть вторая. Том третий

– Я приеду, с Виллемом, и заберу малыша. Можно пристрелить Воронова, человечество ничего не потеряет… – Тони, предусмотрительно, оставила мужу только адрес управления тыла, в Калинине. Развешивая мокрое белье по деревьям, она хихикнула:

– Пусть пишет. Пусть даже приезжает. Мы пятый месяц в окружении. Воронов меня не найдет, как бы ни искал… – Тони рассчитывала, что Максим переведет ее через линию фронта. Он согласился взять Тони в разведку. Девушка сделала вид, что хочет написать статью, для «Красной Звезды». Однако оказавшись, с взводом Волкова, в расположении немецких частей, Тони поняла, что не стоит заикаться о переходе на сторону противника:

– Он не коммунист, – недовольно думала Тони, – что ему Советский Союз? Почему он считает себя обязанным защищать Россию? Он верующий человек, носит крестик. Его родителей убили большевики. Его семья потеряла все, в революции. Он стал сиротой, из-за коммунистов… – Тони казалось странным, что Максим может захотеть остаться в СССР:

– У меня была возможность уехать… – сказал ей Волков, однажды, – но я этого не сделал. И очень хорошо… – Максим привлек ее к себе, – потому что я, тогда бы, не встретил тебя. Мой дом там, где ты, где малыш, где родятся наши дети… – Тони, незаметно, закатила глаза:

– Если он думает, что я ему разрешу всю жизнь рядом болтаться, то он ошибается. Я с ним распрощаюсь, когда окажусь у немцев… – Тони не хотела покидать отряд Волкова, не выяснив, куда ей надо идти. Кроме того, в котле не затихали бои. Тони не испытывала иллюзий касательно поведения немцев или окруженных русских частей. Одинокая женщина, пусть и с оружием, никогда бы не смогла себя защитить. Тони не собиралась закончить свои дни трупом в новгородских болотах:

– Надо выждать, – сказала она себе, – котел захлопнется, бои прекратятся. Немцы вернутся к обычной организованности… – закончив стирку, Тони, неслышно скользнула на тропинку среди болот, ведущую к разбитой, проселочной дороге на восток, в Чудово. Ей было жаль выбрасывать трофейный вальтер, но пистолет вызвал бы у немцев подозрения. Оставь она при себе оружие, ее вполне могли посчитать партизанской разведчицей. Револьвер, булькнув, скрылся в болоте. Тони, отмахиваясь от комаров, пошла дальше, по прогнившим доскам старой гати.

Завидев на дороге первый попавшийся немецкий грузовик, Тони, ступив на шоссе, подняла руки. В кузове сидел эсэсовский патруль. Тони отправили в кабину, в компанию молоденького офицера, напомнившего Тони лейтенанта, так называемого начальника штаба, у Волкова:

– Штаб, роты, военный совет… – презрительно усмехнулась она, – делают вид, что война еще идет. В котле не осталось регулярной армии. В подобных условиях войска превращаются в банды. Волк их просто удерживает, авторитетом… – Тони видела, как Максим обращается с людьми:

– Это у него врожденное, – думала девушка, – но я не верю в легенду о потомке Робеспьера. У Волка, в девятнадцатом веке, детей не было. Однако, если все правда, то Максим ближайший родственник кузена Мишеля. Он один остался, из де Лу… – Тони предполагала, что с ней не станут разбираться в Чудове, а пошлют в Новгород, в абвер, военную разведку.

На допросе она поняла, что бригадефюрер Вюнненберг растерялся. Тони даже стало жалко офицера. Он долго вертел испанский паспорт. Тони заранее подготовила историю о том, как ее насильно вывезли в Советский Союз, после разгрома республиканских сил:

– Я поддерживала войска Франко, господин генерал… – махнув длинными ресницами, Тони покачала носком кирзового сапога, – но, на мою беду, я понравилась русскому офицеру… – эсэсовец выслушал легенду о несчастной жертве обстоятельств, не по своей воле, оказавшейся, в СССР. Тони вздохнула:

– Он принудил меня выйти за него замуж, угрожая расстрелом, лагерем. Он забрал меня на фронт, когда началась война… – Тони, было, хотела выдать Волкова за своего несуществующего мужа. Девушка напомнила себе:

– Никто не поверит, что Волков служил в НКВД. У него татуировки. Сразу видно, кто он такой… – Тони объяснила, что ее мужа, наконец, убили, а она дождалась удачного момента, чтобы перебежать на сторону немцев. Эсэсовец косился в сторону ее высокой груди.

Вюнненберг, действительно, не знал, что делать. Фрау Эрнандес говорила на безукоризненном немецком языке. Генералиссимус Франко искусно лавировал между силами оси и союзниками, сохраняя, как писали в немецких газетах, вооруженный нейтралитет. У бригадефюрера не было никаких причин арестовывать фрау Эрнандес, подданную дружественного государства. Вюнненберг решил, что девушка получила хорошее воспитание. Несмотря на солдатскую, русскую форму, она вела себя скромно, и набожно крестилась.