Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга вторая. Часть восьмая

– Очень хорошо, что Циона передатчик спасла. Послушаем новости, я с Лондоном свяжусь. Только сначала я Авраама осмотрю… – путаясь в рукавах, Блау надел пиджак:

– Я с вами побуду. Циона… – он помолчал, – девочка совсем. Авраам ее ближайший родственник. Ей такое трудно… – Эстер, зорко посмотрела, на покрасневшие, заросшие темной щетиной щеки мужчины.

– Хорошо, – коротко кивнула она, – пойдемте.

По словам ребят, в мужской землянке, доктор Судаков не сопротивлялся мытью:

– Он только все время защищается, командир, – заметил один из бойцов, – голову прикрывает, руками. Словно его били, беднягу… – с Авраама сняли грязную, пропотевшую, превратившуюся в тряпку рясу. Его снабдили полевой формой вермахта, без нашивок. Такие комплекты носили все бойцы отряда, и мужчины, и женщины.

Душ здесь устроили капитальный. Среди партизан были те, кто в довоенной жизни занимался строительством. Воду, правда, приходилось греть на немецких, переносных печках. Принимая душ, Эстер, каждый раз вспоминала кузена Теодора:

– Я даже не знаю, где он сейчас. Он с Мишелем и Лаурой воевал, во Франции. Живы ли они… – Циона сказала, что все родственники, насколько знала девушка, пока здравствовали, и даже женились, как полковник Кроу:

– Он жену из Советского Союза привез, – заметила Циона, – она тоже летчица… – размышляя, что могло случиться с Авраамом, Эстер не заметила испуганного выражения, в больших, серых глазах девушки. Едва увидев Эстер, Циона, отчаянно, подумала:

– Рав Горовиц погиб. Он получил Медаль Почета, посмертно, у него сын остался. Надо сказать тете Эстер, это ее брат. Но как сказать… – она хотела посоветоваться с Блау. Конрад писал с ошибками, и со времен школы не прочел ни одной книги, но, Циона решила:

– Он старше меня, опытнее. Он подскажет, как лучше о таком разговор завести. Волк бы тоже подсказал… – она, невольно, сглотнула:

– А ребенок? Фон Рабе жив, я промахнулась… – Циона не знала, случайно ли удар оказался не смертельным, или у нее намеренно дрогнула рука. В темной землянке, она, незаметно, кусала губы:

– Тетя Эстер врач, она все сделает. Никто, ничего не узнает, хотя Блау догадывается, наверное. Блау не собирается воспитывать чужого ребенка, не такой он человек. Нельзя оставлять дитя, меня может найти Максимилиан… – Циона, опять, почувствовала сладкую дрожь. В полутьме спальни его глаза ласково мерцали, он целовал ей руки:

– Я так счастлив, любовь моя, так счастлив… – Циона, тоскливо, вспомнила:

– Он хотел дочку, Фредерику. Но, если Макс, меня найдет, с ребенком, я не смогу ему отказать. Мы уедем, спрячемся, где-нибудь, в Южной Америке… – она стиснула зубы:

– Я буду жить с человеком, расстреливавшим евреев. С палачом, убийцей, на которого объявят охоту. Он и детей нацистами воспитает. И он не знает, что я еврейка… – Циона, впрочем, подозревала, что Максимилиан на такое не обратил бы внимания:

– Он меня любил, то есть любит. Может быть, он погибнет, до конца войны. Но Блау меня выгонит вон, а дядя с ума сошел. Кто обо мне позаботится, с ребенком на руках? Блау всем расскажет, чье я дитя воспитываю. От меня все отвернутся, будут плевать мне вслед… – Циона так ничего и не решила.

Забившись в угол землянки, она смотрела на дядю. Аврааму побрили голову, и привели в порядок не расчесанную бороду. Он сидел на нарах, раскачиваясь, бормоча что-то на латыни, смотря мимо голубых, настойчивых глаз тети Эстер.

Блау, по-хозяйски, обнял Циону за плечи:

– Не волнуйся. Пани Звезда отличный врач… – он коснулся повязки, у себя на руке, – она обещала, что через неделю снимет швы. Пуля кости не задела… – он шепнул в нежное ухо:

– Я соскучился. Найду вечером тихое местечко, в округе, заберу тебя… – Циона, мрачно, подумала: – Лучше бы его пристрелили. Мне теперь от Блау никогда не избавиться. Он даже согласен к евреям вернуться, хупу поставить… – Блау весело говорил:

– Положено, чтобы жена за мужем следовала, но, если я в Израиль собрался, то вспомню, что я, вообще-то, еврей… – дед Блау по матери, Копыто Гиршфельд, лежал в роскошном склепе белого мрамора, на варшавском еврейском кладбище. Конрад подмигивал Ционе:

– Мама рассказывала, что дедушка до моего рождения умер. На похороны тысяча воров собралось, в всех синагогах поминальную молитву читали… – Циона, угрюмо, подумала, что от кладбища, или синагог, куда жертвовал деньги дед Блау, мало что осталось:

– Но русские помогут варшавскому восстанию. Тетя Эстер туда едет. Может быть, и Блау за ней увяжется, может быть, его убьют… – Авраам не двигался, по лицу текла слюна, он что-то мычал.