Перебранка была прервана звуком труб, возвещавших начало состязания. Всадники пришпорили своих коней, облако пыли на короткое время скрыло дерущихся, когда же оно рассеялось, то на арене оказались там и сям рыцари, выбитые из седла, сломанные копья, упавшие лошади. Рыцари, усидевшие на конях, повернули их назад для новой схватки. Король торжествовал; его партия отличилась на славу.
Раздался новый трубный сигнал – и кони опять помчались по арене, на этот раз для решительного боя. Старый Уорвик ехал возле короля, за ним его внук, тогда как Гилфорд дрался с левой руки отца.
Предстояла так называемая «схватка», при которой, однако, сражались тупыми копьями. Старый Уорвик сбросил своего противника наземь, но случилось так, что другой рыцарь одновременно наметил Уорвика для своего удара; видя, что маститый граф сражается с другим, нападающий уклонился в сторону, но тут копье пажа так сильно ударило его по шлему, что стальные застежки отскочили.
При этом столкновении партия Килдара вторично уступила в ловкости партии короля, которой и был присужден, таким образом, приз. Король взял золотую цепь и подал ее принцессе Елизавете, чтобы она украсила ею, вместо него, самого младшего из бойцов, который хотя и против правил вмешался в бой, но храбро постоял за себя.
V
Небезынтересное зрелище во время турнира и раздачи наград представляла собою королевская ложа, где помещались принцессы со своей кузиной.
Хотя Мария только что вышла из отроческих лет, а Елизавету можно было назвать еще ребенком, однако они обе сознавали, что в качестве королевских дочерей считаются первыми дамами в государстве и стоят рангом выше своей двоюродной сестры леди Грей, которой в то время было тринадцать лет. Принцессы отличались большею зрелостью, чем прочие девушки их возраста, но не только вследствие своего воспитания и высокого положения; суровый жребий, назначенный им роком, более всего иного рано приучил их благоразумно мириться с неизбежным и применяться к обстоятельствам.
Обе принцессы, как Мария, так и Елизавета, знали, что отцовский каприз ежеминутно может уничтожить их и что от умения угодить ему зависит все, даже то, оставит ли он свою корону одной из них или своему сыну Эдуарду. Никто из троих детей Генриха, собственно, не мог заявлять законные права на английский престол, потому что мать принцессы Марии была отвергнута королем и их брак был признан недействительным, а мать Эдуарда, Джейн Сеймур, хотя и умерла королевой, но сам он был меньшим сыном. Мать Елизаветы сложила голову на эшафоте, зато память Анны Болейн была королю дороже, чем память матери Эдуарда. Елизавета была строго воспитана в англиканском учении, Мария, напротив, была католичкой, и различные религиозные партии в стране возлагали поэтому надежды на ту или другую из принцесс.
Джейн Грей могла иметь притязания на трон в силу того, что браки короля признавались недействительными по заявлению церкви. Она не была честолюбива, но отличалась красотой, в чем ей завидовали как Мария, так и ее сводная сестра Елизавета. Мария уродилась некрасивой; в ее глазах было что-то пронзительное, а злобный нрав проглядывал в неприятно резких чертах.
Когда Гилфорд Уорвик при первой стычке вышиб из седла своего противника, принцесса Мария Тюдор ожидала, что он будет приветствовать ее, преклонив перед нею свое копье, как прочие рыцари приветствовали своих дам; однако Гилфорд не сделал этого; может быть, он не хотел позволить себе эту часто многозначительную вольность, так как при свободном выборе дамы на турнире подобное приветствие принималось за нежное ухаживание, или же уклонился от этого обычая потому, что дочь короля не прельщала его своей внешностью.
Зато его сын-паж то и дело посматривал вверх на Елизавету, причем его юность подавала Марии повод к насмешливым шуткам.
– Этого бессовестного повесу следовало бы выпороть розгами, иначе он рехнется от тщеславия, пока у него успеет вырасти борода, – сказала она. – Его отец забывает должное почтение, а мальчишка потешается этим.
– Милая Мария, – колко возразила Иоанна Грей, – ты говорила давеча, что у Уорвика воловья шея; как же ты можешь удивляться, что он не склоняет ее? Насмешка над ним – чистая неблагодарность с твоей стороны, потому что Гилфорд Уорвик делает честь твоим цветам.
– Я дала их ему только по принуждению. По-моему, топор палача больше подходит к шее этих непокорных, мятежных лордов, чем банты Тюдоров к их шлему. Смотрите, однако, паж Елизаветы отваживается кинуться в общую схватку. Он, наверно, свалится с лошади и запачкает свой красивый наряд.
Читать дальше