Дмитрий Барчук - Александрия

С отцом я встречался потом раза два или три. Он был проездом в Москве в год, когда я заканчивал школу, и подарил мне электробритву. Потом я приезжал в Семипалатинск в гости к теткам и подарил ему ульи на пасеку. Он был счастлив.

А последний раз, уже после моего ареста, мама ездила к сестрам и случайно на автобусной остановке встретила отца. Он напросился к ней в гости. Пришел к тете Саше, у которой остановилась мама, при параде – в костюме, в галстуке – и стал свататься к матери заново. Мол, тридцать лет прожил у той женщины в примаках. Его, бедного, там долго не прописывали в квартире. А сейчас, после ее смерти, он стал хозяином. У него своя квартира, дача, гараж, пасека, пенсия 14 тысяч тенге (около 100 долларов). В общем, завидный жених. И никого, оказалось, в своей жизни, кроме Кати (моей мамы), он не любил. Но она ему отказала. Только долго потом жалела ту женщину, которой тридцать с лишним лет назад досталось такое сокровище.

Сегодня, ** февраля, я встречался со своим главным адвокатом Карлом Ивановичем Дурново. Эта столичная знаменитость ежемесячно обходится мне в сотни тысяч долларов, а я уже второй год прохлаждаюсь в тюрьме. Меня уже тошнит от этой козлиной бороденки. Он так и сыплет направо и налево заученными процессуальными фразами, а дельного слова по существу от него не услышишь. Но я вынужден его терпеть и платить ему баснословные гонорары, ибо любое обострение моих отношений с ним ничего, кроме вреда, мне не принесет.

– Мои подчиненные связались в Тель-Авиве с вашим партнером по бизнесу Леонидом Петровичем Неклюдовым, – проблеял наконец Дурново главное. – Он предлагает для облегчения вашего сегодняшнего положения принять на себя доверительное управление принадлежащим вам контрольным пакетом акций нефтяной компании. Исключительно ради вашего же блага. Это с богатого заключенного можно что-то стрясти, а с бедного-то что возьмешь. Я бы советовал вам прислушаться к предложению Леонида Петровича. Обладая вашими акциями, ему будет гораздо легче отстаивать интересы бизнеса. А вам-то какой прок от них в тюрьме?! Вы же ему доверяете?

Доверяю ли я Неклюдову? Смешной вопрос. Почему же Дурново задает его на полном серьезе? Спросить его, что ли? А он сам доверился бы шакалу, который учуял запах крови и решил воспользоваться случаем и поживиться? Пусть акции и обесценились сейчас в десятки раз, и от моего многомиллиардного состояния, о котором писал «Форбс», остались одни воспоминания, но это мои акции, моей компании. Она умрет вместе со мной. И никому никогда я их не отдам. Но адвокату я коротко ответил:

– Я подумаю.

Карл Иванович тут же стал собирать свой портфель из мягкой кожи, демонстрируя всем своим видом, что гонорар за этот месяц он отработал.

– Каких-нибудь пожеланий, требований по условиям заключения у вас к администрации следственного изолятора нет?.. Ну и чудненько. Мой бухгалтер тогда подготовит вам счет за январь. Вы уж извините, но сумма будет выше обычного. Что поделаешь? Все дорожает, – с этими словами адвокат откланялся.

От рукописи меня заставляет отвлечься реплика Редактора:

– Вы бы осторожнее обращались с литературой, господин Олигарх. Творчество – это прерогатива Создателя. А он весьма ревностно относится к двуногим, рискнувшим соперничать с ним в этом деле. Потому-то подавляющее большинство писателей, художников, актеров – люди неприкаянные, несчастные и бедные. Поверьте бывалому литератору на слово, коллега.

Как после такой затравки не продолжить разговор! Хитрый черт этот Редактор, знает, чем меня разжечь.

– Интересная точка зрения. Но как вы тогда объясните баснословные гонорары Чейза, Гришэма, Дэна Брауна, не говоря уже о голливудских сценаристах, которые гребут деньги лопатой на своей «фабрике грез»?

Редактор откладывает журнал, который читал или делал вид, что читал, и отвечает:

– В любом деле, в том числе и в творческих профессиях, есть ремесленники. Они подходят к творчеству, как к бизнесу, к средству заработать на жизнь. Они, как правило, циничны, а если еще и умны, то, верно уловив потребность публики, могут сполна разработать золотую жилу и не остаться внакладе. Я же говорю об истинных художниках, которые творят по своей внутренней потребности, по зову сердца, ради самовыражения, потому что не могут не творить. Ведь они узнали о человечестве нечто важное, открывшееся только им, и хотят этим своим открытием поделиться с другими, еще не прозревшими людьми. Это искренние и цельные натуры, которые не врут, ибо просто не могут врать. Их Создатель наказывает неминуемо. Может быть, не бедностью. Это самое легкое испытание. У них может развалиться личная жизнь, что сплошь и рядом происходит в богемной среде. О детях выдающихся деятелей искусства я вообще не говорю. Они еще больше платят по счетам своих гениальных родителей.