Огромный, подземный ангар, и его камеру, как мрачно думал о помещении Мишель, патрулировало пять человек, с немецкими автоматами, офицерскими пистолетами и ножами СС. Он предполагал, что еду доставляют на особом лифте.
Мишелю, впрочем, не было хода в часть ангара, отделенную железной стеной, с круглосуточно охраняемой, надежно запертой дверью. Именно оттуда появлялись эсэсовцы.
Зная, что его немногие вещи обыскивают, он не рисковал переносить на бумагу планы помещений, но хорошо представлял себе чертежи. Кроме его комнатки, в шесть квадратных метров, с койкой, столом и тесной умывальной, остальное пространство занимали картины и архивы. Холсты не развешивали, однако по приезду на базу солдаты СС вскрыли ящики и достали грузы:
– Они всю войну плацдарм строили, – Мишель оглядывал голые, железные стены, – на подводных лодках даже грузовики привезли… – его доставили к месту назначения в наручниках, в кабине грузовика, в компании молчаливых охранников.
Кроме солдат СС, он увидел только одного, незнакомого человека, в штатском, с грубоватым, упрямым лицом:
– Я получил четкие распоряжения… – по повадке мужчины Мишель понял, что перед ним начальник базы, – в случае попытки побега, вас расстреляют на месте. Занимайтесь работой, и ничего не случится… – о судьбе Лауры ему ничего не говорили. За время плавания он больше не встречался с фон Рабе:
– Лаура жива, жива… – Мишель ворочался на узкой койке, – фон Рабе сказал, что ее жизнь зависит от моего поведения… – свет в камере не выключали, решетчатое окошечко в двери не закрывали. Вход в умывальную расположили напротив. Охранники, меняясь, постоянно следили за Мишелем.
В камере сверкала мощная лампа, но в ангаре всегда царил полумрак. Картины стояли вдоль стен, укутанные холстами. Акварели и графика хранились в больших, картонных папках, переложенные листами папиросной бумаги. Он шел мимо ящиков с бережно укрытыми панелями Янтарной Комнаты, фарфором и хрусталем, безделушками работы Бенвенуто Челлини, и скрипками старых мастеров. Манускрипты и первопечатные издания тоже не разворачивали, только открыв ящики. Мишель не знал, кто следит за приборами, обеспечивающими нужную температуру и влажность:
– Но, наверняка есть какие-то инженеры, техники… – привыкнув к музейным помещениям, Мишель мог определить установленный режим хранения:
– Фон Рабе, мерзавец, поднаторел в нашем деле. Плюс пятнадцать и пятьдесят процентов влажности.
В средних широтах, в старых зданиях, таких, как Лувр, добиться подобного режима было почти невозможно. Мишель знал, что он в Антарктиде:
– При высадке с лодок мне надели на голову мешок, но я почувствовал влажный, сырой ветер. Стоял сильный мороз, мы здешней зимой сюда добрались… – календаря ему не выдали. Мишель вел счет дням, записывая наблюдения за коллекциями. Если его дневник и читали, то ему ничего не говорили. Сегодня, по его заметкам, наступило пятое марта:
– Начинается осень, – понял он, – наверняка, температуру немного поднимут… – в камере держали такой же режим, как и в ангаре. Эсэсовцы приходили вниз в толстых, норвежской вязки, свитерах. Мишелю выдали зимнюю, полосатую, лагерную робу, правда, без номера:
– Но никакой разницы с заключением нет… – он сидел на вертящемся, прикрепленном к полу камеры табурете, – посуда и приборы картонные… – нож гнулся, размазывая масло по куску свежего хлеба:
– Они пекут хлеб, – хмыкнул Мишель, – а из крана льется почти кипяток. Должно быть, они пользуются подземными источниками тепла… – в камере никаких приборов, даже выключателя, он не нашел:
– Стены не простучать, не понять, что вокруг… – недовольно подумал Мишель, – за мной, все время наблюдают… – солдаты неотступно следовали за ним, даже когда он, согласно правилам хранения картин маслом и темперы, снимал с полотен холщовые чехлы. Без доступа к свету, материалы могли потемнеть.
Под высоким потолком ангара вспыхивали белые лампы, на мгновение освещая Мишеля, заставляя его жмуриться:
– Эсэсовцы тоже ослеплены. Можно броситься на охранника, выхватить у него оружие… – он напоминал себе о Лауре:
– Нельзя рисковать ее жизнью. Я ее муж, я обязан ее защитить. Она мать, она должна встретиться с Йошикуни… – кроме большого ангара, в боковом помещении, хранилась коллекция фон Рабе. Мишель не знал, где находятся картины из его собрания, или холсты, принадлежавшие кузену:
– Но не здесь, в ангарах собрали только старых мастеров. Здесь иконы, декоративное искусство, средневековая скульптура… – Гентского алтаря или Мадонны из Брюгге, Мишель не нашел. Он надеялся, что союзники, воспользовавшись его данными, о соляных копях в Альтаусзее, спасли шедевры:
Читать дальше