Герман Романов - Иркутъ Казачiй. Зарево над Иркутском

– Не знаю, Гриня, не знаю. Шут его подери… Серьга! – урядник повернулся к третьему казаку. Тот был совсем молодым, лет двадцати, с доброй примесью бурятской крови, про таких парней говорят, что молоко на усах не обсохло. Только вот незадача, ведь усов и в помине не было, даже не намечались.

– Посмотри тела, осторожно только. Вдруг оживет кто. Да шашку-то вынь, недотепа.

– Сделаю, Семен Кузьмич! – парень закинул берданку за спину, поправил погонный ремень, затем обнажил клинок и стал осматривать тела убитых. Его двое старших товарищей подошли к лежащему на лапнике старику, наклонились. Бородатый казак запустил руку под халат, пошарил пальцами. И извлек целую горсть разных костяных фигурок и амулетов, переплетенных кожаными ремешками.

– Никак этот дохляк шаман?! Ну и дела…

– Да нет, Григорий Петрович, не убитый. Жив еще, еле дышит, но кончится вскоре, – урядник раздвинул полы синего монгольского халата – на черном впалом животе старика, посередине большого родимого пятна в виде птицы, было входное пулевое отверстие с запекшимися кровавыми краями.

– Покойный Пахом не оплошал вчера, зацепил этого, а остальных мы здесь завалили. А что в тех сумах? – казак отошел на два шага к сложенным седельным сумам и стал вытряхивать первую – на камни посыпались тряпочки, пшено, мешочки с травами, костяные фигурки, звучно выпали три медных плошки. Ничего ценного не было, и Григорий брезгливо отбросил ткань в сторону и взялся за последнюю суму.

– Твою мать?! Ни хрена себе! – Оба казака застыли в изумлении – поднять сумку бородатый не смог, только свалил набок. А оттуда выкатился то ли божок, то ли Будда, пузатый, с изумрудными глазами. Небольшой по размеру, со штофную бутыль казенной водки, он тускло отсвечивал до боли знакомой желтизной. Золото…

– С полпуда будет, точно, – Семен наклонился и поднял божка, покачал в руках, привыкая к тяжести. – Даже больше будет, фунтов на двадцать пять потянет на безмене. Это богатство, точно говорю.

– И с тех бегунов мы два фунта песком и самородками взяли…

– Не замай! Хозяину вернем, то его, приисковое. Свою четверть получим, по десять золотников, да Ермолаю и семье Пахома столько же.

– С чего это ты взял? Ране же решили ничего хозяину не давать!

– А божка как? Хозяин за него половину отсыплет – а это нам по четыре фунта каждому придется. Всем троим по четыре фунта будет, а не золотника, понял? Он такие вещи собирает, да и молчать будет. Сам понимаешь…

– Да уж… За этого божка буряты меня и в Шимках достанут. Шаманы не простят. Потому-то они от нас и уходили, и Пахома завалили. Тьфу ты! И влипли же мы.

– Хоронить их всех придется, а то не дай Бог костяки с нашими пулями отыщут, беды не оберешься…

– Ежу понятно. Лошадок отпустим или завалим тоже?

– Оставим, возиться не хочется. Сами не выйдут, а если и выйдут, то ничего не расскажут…

Казаки переглянулись и заулыбались. И не заметили, что старик открыл белесые глаза, и лишь тихая бурятская речь подбросила их на месте:

– Хараал шэрээлдэ хуртоо, унинэй хараалай муугаар хараалгуулаа. Алтаар занажа хараагаа… Бултанда ганса зай шоро асарна. Хоргодогты, бэеэ нюугты… Тиигээгуй хаа, бултанда ехе муу байха… Бултанда, таанарташье ба таанарай хуугэдтэшье…

Старик в изнеможении закрыл глаза, изо рта полилась по щеке струйка крови. Казаки в изумлении переглянулись.

– Что он сказал? Я только два слова понял – «золото» и «всем». Ты же с бурятами роднуешь, в Тунке живешь…

– Кликушествует, чушь в беспамятстве порет, – Григорий насупился, и урядник сразу понял, что тот правды ему не скажет. И тормошить бесполезно – упрям, как кобдинский верблюд, и, если не захочет, то выбивать из него бесполезно. И худо, что Серега, племянник Григория, слов старика не слышал, ибо язык знает – только сейчас к ним направился, задвинув клинок в ножны.

– Шашку обратно вынь. Старика добей, племяш, незачем ему мучиться, душа-то человечья! Да не смотри ты так. Это тебе не стрелять из-за кустов, рука и клинок должны кровь человеческую отведать. Давай! В сердце коли и рукоять поверни. Давай, давай, ты же казак!

Очень не хотелось молодому казаку делать это, но ослушаться родного дядю он никак не мог – острие шашки уперлось в грудь старика напротив сердца. Казак кхекнул и с силою воткнул клинок – шаман чуть дернулся и застыл, уже навечно.

Сергей вытянул клинок из тела, но стереть кровь не успел, в изумлении уставившись на золотого божка, которого только сейчас заметил у своих ног. Он не мог поверить своим глазам, и только видел, как капает черная кровь на желтый металл. Только кровь и золото, золото и кровь…