Ольга Клюкина - Весенняя песня Сапфо

– Ты слишком уж веришь тому, что говорит Сандра, – неодобрительно заметила Дидамия. – Конечно, я не спорю, она иногда умеет предсказывать будущее или прочитать прошлое. Но все же она не пифия и не жрица, а лишь одна из твоих учениц. И вовсе не стоит все ее прорицания толковать буквально…

– Ах, иногда, когда Сандра начинает рассказывать свои странные видения или вещие сны, у нее такое лицо… Я просто ее боюсь, – вдруг перебила на полуслове подругу Филистина. – И стараюсь незаметно уйти, чтобы не видеть ее глаз. Они похожи на два факела, зажженных ночью. Мне кажется, что в такие моменты глаза у Сандры и даже все лицо становятся ярко-желтого цвета, цвета необожженной глины. Это так… странно. Вы не замечали?

– Замечала, – улыбнулась Сапфо. – Кстати, Сандра уверяет, что у тех мужчин и женщин на краю света, которых она видела во сне, тоже желтая кожа и такие большие веки, что для взгляда остаются лишь узкие щелки.

– Наверное, они сощуривают глаза из-за близости восходящего солнца, им трудно на него глядеть, – тут же выдвинула научное предположение Дидамия. – И желтый цвет лица по той же причине. Хорошо еще, что солнце не обугливает их кожу и не прожигает насквозь душу, как у некоторых обитателей далекой Ливии. Я слышала, там вообще живут лишь черные как уголь людоеды.

– Погоди, это как – узкие щелки вместо глаз? Так, что ли? – вдруг засмеялась Филистина, оттягивая пальцами края век к вискам.

Дидамия тут же последовала ее примеру и воскликнула:

– Ну, конечно, я так и знала, что Сандра просто любит над нами пошутить! Ха, да ведь через такие узкие щелочки ничего толком и не видно, все сразу же расплывается.

Почему-то Сандра, крайне чувствительная к движениям ветров, перемещениям небесных светил и вообще ко всем переменам в природе и жизни, сегодня с утра была в отвратительном настроении – уединилась от подруг, не желая ни с кем разговаривать (даже с Сапфо!), отказалась от еды и прогулок.

Увы, наверняка Сандра появится теперь в обществе не раньше чем через два или три дня, а все это время будет сидеть взаперти и находиться во власти терзающих ее душу непонятных, тревожных видений.

Сапфо знала, что в такие дни лучше всего оставлять подругу в покое и не досаждать ей.

Но как же Сандра, бедняжка, сама в эти периоды мучилась и изводилась – появлялась потом похудевшей, бледной, со странным, решительным блеском в глазах.

Лишь терпеливое, мудрое время и заботливое внимание подруг постепенно возвращали Сандру к прежней жизни.

Сапфо часто думала про себя: если боги кого-то щедро наградили, то Сандру, похоже, все-таки наказали, заставив улавливать любые, в том числе и самые грозные, предупреждения в грядущем. Впрочем, ведь и счастливые тоже – нет смысла все видеть в чересчур мрачном свете.

– Я же говорю – бедные! Они и живут у самого подножия дома солнца и при этом не могут ясно видеть вокруг себя всего, что на радость людям сотворили вечные боги. Ах, как же это грустно… – снова тихонько вздохнула Филистина.

Сапфо оглянулась на подругу и невольно улыбнулась.

Настроение у Филистины имело удивительное свойство меняться в течение дня и двигалось почти точь-в-точь по ходу движения солнца на небе.

Утром Филистина обычно просыпалась веселой, пела песни, аккомпанируя себе на лире, и щебетала, как птичка. Чаще всего это были только что разученные песни на стихи Сапфо.

После полудня она становилась спокойной и нередко высказывала вслух удивлявшие всех мудрые замечания. Зато вечером на нее неизменно нападала печаль, выражающаяся в непрестанных вздохах. Ночью впечатлительная женщина запросто могла и всплакнуть в подушку, в которую для более крепкого сна были зашиты ароматные листья лаванды.

А так как сейчас был уже вечер, то робкие вздохи Филистины никого слишком не удивляли.

Причем эта тихая голубоглазая женщина с очень светлой кожей, напоминающей паросский мрамор, всеми силами старалась не навязывать своих печальных мыслей окружающим. Но при этом на редкость выразительно вздыхала, терпеливо дожидаясь, когда кто-нибудь из подруг спросит о причинах ее затаенной грусти.

– О чем ты сейчас думаешь? – задала ей привычный вопрос Сапфо, снова переводя взгляд на море, – в него сейчас словно невидимой струйкой кто-то подливал вино, и море на глазах меняло цвет, постепенно становилось алым, приобретая какой-то неуловимый кровавый оттенок.

Может быть, к непогоде, к сильной буре? Или просто потому, что незаметно приближалась осень, перекрашивая в пурпурный цвет листья на деревьях, по-новому расцвечивая траву, небо, море?