Николай Кондратьев - Лекарь-воевода (Окончание); Победитель

Уже из Соли Вычегодской всем приказчикам весть побежала – хозяин едет с ними беседовать, с одними в Устюге, с другими в Тотьме да Вологде. Потому спешки в передвижении не было – дни заранее назначены.

В Вологде стало известно, что отсюда хозяину надлежит в Устюжну Железную поехать: оттуда задержали поставку церенного железа. По пути крюк совершил – посетил Кирилло-Белозерскую обитель и Ферапонтов монастырь. А в день преподобной Евфросинии Александрийской (25 сентября) поезд Аники ранним утром заехал в горицкий Воскресенский женский монастырь. Привратница принесла разрешение настоятельницы – знатного гостя Строганова и воеводу его пропустить на монастырский двор.

Игуменья, средних лет полная монашка, приняла их, стоя посреди обширной горницы. Ее внушительный рост дополнительно подчеркивал высокий черный клобук, так что невольно Аника и Клим, подойдя под благословение, почувствовали себя недоростками. Она опиралась на длинный толстый посох, больше похожий на дубинку. Клим тогда не к месту подумал: «Ай да настоятельница! У этой не забалуешь! Потому, видать, инокини так смирно стоят вдоль стены, не шелохнутся!»

– Очень рады мы вашему посещению нашей обители! – низким голосом заговорила-запела игуменья, широким жестом приглашая садиться на скамьи. Сама, выставив вперед посох, опустилась в кресло, стоящее напротив.

Аника не стал садиться. На левой руке он держал расшитую ширинку, теперь правой отвернул три конца, открылась небольшая калита из позолоченной кожи, и с поклоном попросил принять приношение на благолепие обители. Настоятельница бровью повела, у стены одна из монашек ожила, неслышно приблизилась, приняла калиту и положила на аналой рядом с креслом. Настоятельница цепким взглядом оценила приношение и запела благодарение таровитому гостю. Аника выслушал ее, продолжая стоять, потом с низким поклоном сказал:

– И еще просьба до тебя, матушка игуменья, дозволь нам свидеться с инокиней Евдокией и поднести ей в день пресвятой Евфросинии вот этот образок Варвары Великомученицы нашего письма и освященного в Коряжмском монастыре. – Аника отвернул последний угол ширинки, открыв икону: на серебряном окладе сверкнули каменья.

Настоятельница задержала взгляд на иконе и веско заметила:

– Желанный гость наш Аника Федорович! Инокиня Евдокия приняла строгую схиму, и посещение ее кельи и поминки запрещены. Однако ж, – она сделала многозначительную паузу, окинув всех строгим взглядом, – вчерась пришло известие: государь наш всемилостивый Иоанн Васильевич опалу снял и жалует своею милостью – приглашает инокиню Евдокию, в миру княгиню Евфросинию Старицкую, и ее сына князя Владимира Андреевича, что воеводствует в войсках, к себе, перед свои ясные очи! Назавтра из Белоозера ждем струг. Потому теперь тебе, знатному гостю, можно свидеться с ней. – Настоятельница подала знак, и у стены ожила еще одна темная фигура и вышла. – Сию секунду мы предупредим ее. А ты поведай мне, гость дорогой, почему мало соли завозишь в наши края? – И начался хозяйственный разговор, интересный для обеих сторон. Теперь Аника, прикрыв икону ширинкой, сел на предложенное место. Присел и Клим. Однако ждать пришлось недолго, вернулась монашка и, поклонившись, осталась стоять у двери. Настоятельница, задав еще несколько вопросов, приказала монашке проводить гостей.

Келья инокини Евдокии находилась посреди монастырского двора в рубленом доме с крыльцом и сенями, в которых гостей приветствовали поклоном несколько монахинь. Два зарешеченных окна пропускали достаточно утреннего света, однако в келье все было темным, бесцветным. Маленький язычок лампады освещал темные лики двух икон без окладов.

Инокиня Евдокия сидела на простой, ничем не покрытой скамье. Из-под черного куколя, опущенного ниже бровей, сверкали полные жизни глаза, хотя не скрытая черным платком часть лица казалось безжизненно-бледной. Из складок одеяния открывались такие же бледные руки и пальцы, медленно перебирающие крупные зерна черных четок. Около инокини на маленькой скамеечке притулилась еще одна инокиня. Темный плат покрывал ее голову обычной монашеской повязью: туго закрывал лоб, щеки и шею до подбородка. Еще не увядшая молодость светилась в ее голубых глазах с черными ресницами, еще заметна розовая свежесть ее губ.

Намного раньше нынешнего посещения монастыря Клим знал, что наперсницей высокородной схимницы была инокиня Екатерина, в миру боярышня Евдокия Сабурова, первая жена царевича Ивана Ивановича. Но главная причина особого внимания Клима заключалась в том, что боярышня Евдокия приходилась племянницей Соломонии, первой жены великого князя Василия, то есть перед ним была двоюродная сестра Юрши! Конечно, Юрша, князь Юрий, давно умер, но Клим все ж не мог отвести взгляда от инокини Екатерины. Он искал в ней родственное сходство с инокиней Софией. Искал, но, увы, не находил – память хранила образ святой женщины, а тут было все земное… Разумеется, инокиню подобные мысли не тревожили. Она многое слышала о купце Строганове и теперь внимательно слушала его разговор со схимницей. А на седого одноглазого спутника купца она лишь мельком взглянула.