Клим опомнился, еще раз взглянув на Таисию, отпрянул к стене и начал пробираться к выходу. Позади, около алтаря, произошло какое-то движение. Он услыхал шепот: «Упала, упала!»
Из кремля он чуть не бежал. Что он наделал, сумасшедший! Конечно, Настенька узнала его! Это она упала там, в соборе. Пришел конец их душевному покою. Нет, нет, здесь оставаться нельзя!..
Эти мысли подгоняли его. В избе он быстро собрал в суму свой скромный скарб, распрощался с Сорокой, сказав ему, что встретил знакомца и уезжает с ним. Сорока спросил куда, но ответа не разобрал.
Затем Клим направился к Серафиме. Сказал ей, что из Суздаля уезжает с другом, пришел проститься и возвратить «Травник». Серафима ахнула, прослезилась, принялась бегать по избе, собирать в суму калачей, пареную репу, лук и другую снедь, приговаривая:
– Родненький! Как же без тебя буду? С тобой-то мне лепо было, сколько премудрых советов узнала!.. Садись-ка, похлебай щец на дорогу… Когда вернешься-то?
– Не знаю. Скоро не вернусь.
– О, господи! Досада-то какая! Книга-то мне без надобности. Бери себе, пользуйся, меня вспоминай. Да возвращайся скорей.
Машинально Клим поел постные щи, поблагодарил за книгу и вложил в руку обомлевшей Серафиме золотой на память. Заворковала, запричитала она.
Ушел по первой попавшейся дороге, которая убегала на восток. Солнце ярко освещало ему путь, отражаясь в тысячах снежинок, согревая, лаская теплыми лучами его обезображенное лицо. Он шагал и шагал словно в забытьи. Перед ним стояло бледное спокойное лицо Таисии с опущенными веками… Потом всплывало лицо Настеньки в беззвучном крике, охваченное ужасом.
А он все шел и шел. Потухли снежинки, солнце затянули облака, подул ветерок, побежала белыми змейками поземка. Только теперь Клим осознал, что идет неизвестно куда, что солнце на закате и поземка заметает дорогу.
Оглянулся. Кругом бесконечное поле, впереди на далеком горизонте синеет лес. Дорога не очень накатанная, ее заметает поземка. Но заблудиться нельзя – по обочинам вешки. Двинулся вперед.
Наступили сумерки, потемнело небо над приближающимся лесом. Увидел несколько черных точек, движущихся вдоль опушки леса к дороге. Волки! Испытал не страх, а удивление: «Во как! Не погиб от сабель и от стрел врагов, после дыбы остался жив, и вдруг волки! С палкой в одной руке борьба будет короткой. Да может, борьбы вовсе не будет. Устану, присяду отдохнуть, задремлю, и все… Небось сразу за горло…»
Горько усмехнувшись, взял посох покрепче и зашагал вперед.
Настенька не упала, только покачнулась, ее подхватили. Придя в себя, огляделась, нет его. Показалось? Нет, это был он… Только в келье, оставшись вдвоем, Настя рассказала Таисии о видении.
– Вот и сейчас он стоит передо мной. Половина лица его – он, Юрий Васильевич, а с другой стороны – слепец. Шрам синий через все лицо. Нет, нет, не показалось! Одним глазом он так смотрел на тебя! Нет, не плакал. Вот так смотрел… Ну, будто готов схватить тебя и унести…
– Сестричка! Опомнись, что ты говоришь! О, Господи! Прости нас. Это бес тебя смутил! Да еще в Божьем храме. Давай помолимся вместе.
После длительной молитвы пошли к игуменье Агнии, она болела и на панихиде не была. Разумеется, ей рассказали все, кроме видения Настасии.
Вечером бабка Серафима навестила Агнию, принесла валерьянового корня, научила, как настой делать, пояснила, что в древних книгах написано: облегчает боли сердца.
Когда уходила, в сенцах остановила ее Настасия и спросила:
– Бабушка Серафима, ты случайно не видела тут в слободе вроде как нищего. Половина лица у него будто срублена и без глаза?
– Видела, сестричка. Это Клим… – Серафима рада была поговорить об умном, добром, хорошем человеке. Выложила все, что знала, и что он дюже грамотный, по-всякому читает. Умолчала только о подаренном золотом.
Ночью Настенька все услышанное рассказала Таисии. Посмотрели в святцы – день ангела Юрия 23 апреля, тезоименование великомученика Георгия Победоносца, 22-го – апостола Климентия – день рождения Юрия Васильевича! На следующее утро ходили к Сороке. Из всего того, что они услышали, сделали вывод: Юрий Васильевич жив, но крепко изуродован! И как только он понял, что его узнали, бежал. Куда?
Вскоре эта новость стала известна Сургуну, который к Пасхе привез свежего меда.
12
Весна. Разбежались сугробы ручейками, парит земля под солнечным теплом, зазеленела трава на пригорках. День прибывает, прибывает и забот у сестры Тавифы: вместе с келареей Ираидой семена проверяют, на поля ездят, с пахарями договариваются, где с какого бугра пахоту начинать. Старицам указывают, на какие работы и куда вести инокинь. А тут еще игуменью, мать Агнию, хвороба терзает, приходится и ей уделять внимание.
Читать дальше