– А если поднимут оружие на тебя?
– За что? Разве я причинил кому-нибудь зло? А что касается власти, мне безразлично, какая будет власть. Лишь бы всё делалось по справедливости и законы не нарушались.
– Да-а, – осуждающе покачал головой Али-Султан, – тёмный ты человек, ничего не понимаешь в политике.
– Где уж мне понимать, – с обидой произнёс Амир-Ашраф.
– Ты не обижайся, я знаю, что ума тебе не занимать. Но пойми одно – ты не должен быть глух к надеждам обездоленных. Беда в том, что ты почти всю жизнь прожил безвыездно в ауле и не знаешь, что творится на белом свете, как живёт простой народ. Ты полагаешься только на Аллаха, думаешь, что это по воле Всевышнего страдают бедняки и блаженствуют богатеи. Но ты ошибаешься. Аллах здесь ни при чём.
Амир-Ашраф молчал. Умолк и Али-Султан.
– Пойду я, уже поздно, засиделись мы с тобой, да и тебе с дороги пора отдохнуть, – сказал наконец Амир-Ашраф, поднимаясь с ковра. – Спокойной ночи. Пусть крепок будет твой сон.
Через несколько дней Али-Султан уехал в город. Вернулся в аул не скоро – работал в ревкоме агитатором, партизанил в тылу белогвардейцев…
В те дни у Амира-Ашрафа случилась беда – умер отец. Он ещё больше осунулся, похудел. Но слёз не лил. Как бы ни было тяжко горе, мужчины-горцы скупы на слёзы. Шесть дней читал Амир-Ашраф заупокойные молитвы на могиле отца. На седьмой зарезал жертвенного барана, варёное мясо раздал на кладбище детям, сиротам и бедным старцам.
На годекане о смерти Исмаила мужчины обронили лишь несколько слов. Мысли всех в то грозное время были заняты другими важными событиями. Жизнь в ауле была неспокойной. Почти каждый день заседали советы старейшин, проходили сходки, на которых выступали представители большевиков, меньшевиков, исламистов… Бедняки сочувствовали большевикам, богачи и духовенство – контрреволюционным силам и местным мятежникам-националистам. В горы, раздираемые междоусобными схватками, стали вторгаться то турецкие войска, то английские, то «добровольческие» казачьи отряды Деникина. А вскоре в аулах появились и красногвардейцы, прибывшие из России на помощь революционным горцам. Наверное, нигде в стране так быстро не менялась власть, как на Кавказе.
Амир-Ашраф, удручённый смертью отца, держался в стороне от революционных событий. Как и прежде, но уже без энтузиазма исполнял он обязанности муэдзина, а в свободное время занимался сапожным делом в небольшой мастерской покойного мастера Ботта. В эти бедственные годы войны, разрухи, неурожая спроса на новую обувь почти не было. Жители аула ограничивались починкой дыр на старых башмаках, а летом ходили босиком.
Вскоре после смерти мужа Фатима заболела. Трудно стало Амиру-Ашрафу. Надо было и сапожничать, и читать молитвы в мечети, и готовить еду, и управляться дома по хозяйству.
– Женился бы ты, сынок, – сказала как-то Фатима. – Я уже стара. Одному тебе нелегко будет.
– Кто за меня пойдёт? – сокрушённо вздохнул Амир-Ашраф.
– О, сынок, все молодые джигиты сейчас воюют! Так что невест много. Но девушку надо брать из бедной семьи, а ещё лучше – сироту. За такую невесту калыма большого не потребуют. И жена твоя должна быть высокая, крепкая телом. Может, Аллах смилостивится – и дети пойдут в мать. Будут тоже сильными, здоровыми. Мне так хочется понянчить внуков…
Почувствовав колебания сына, Фатима тут же принялась за дело. Выбор её пал на Зухру – статную, видную девушку. Родители Зухры умерли, когда она была ещё ребёнком. Жила Зухра у тёти, которая и вырастила её.
Выслушав мать, Амир дал своё согласие.
– Вот и хорошо, сынок, – обрадовалась Фатима. – Зачем тебе красивая и умная жена? Трудно приходится мужьям с умными и красивыми жёнами, такие жёны часто нарушают адат. А то, что она на две головы выше тебя, не беда. Я уже говорила, может, Аллах смилостивится – и дети будут рослыми, такими же, как мать.
Вскоре посватали Зухру за Амира. Свадьба была скромная. Но никто из аульчан не осудил Фатиму – в годы военных бедствий во многие дома вселилась нищета…
Фатиме не довелось понянчить внуков, о чём она так мечтала: через полгода после женитьбы сына она умерла. Зухра, хотя и навела порядок в запущенном хозяйстве, не соблюдала заповедь: «Жена да убоится мужа своего».
Но когда родился первый сын, второй, затем – дочь, стала послушной, ласковой, внимательной к Амиру Дети, как и предсказала Фатима, пошли в мать – были крепкими, рослыми.
На Кавказе, как и по всей России, установился мир, утвердилась власть Советов. Вернулся в свой родной аул Али-Султан. Вернулся в опустевший отчий дом – мать, заболев тифом, покинула земную обитель. За домом Али-Султана присматривали Амир-Ашраф и Зухра. Они встретили бывшего командира партизанского отряда и посоветовали ему поскорее обзавестись семьёй.
Читать дальше