Виктор Коростышевский - За веру, царя и Отечество

– Ты сам варишь еду? Эти круглые дрова для самовара?

Виктор Романович снисходительно вздохнул:

– Эк ты, братец, отстал от жизни. Ты чай пьёшь? Или в своей глуши одним квасом пробавляешься?

– Почему одним квасом? И чай пью, и пунш делаю.

– Вот я тебя сегодня чаем из своего самовара угощу, пусть только дворовый углей из печки запасёт.

Прошли в дом; прислуга готовила комнату для гостя, накрывала стол в гостиной – кругом стоял тот веселый переполох, который случался только по приезду желанного гостя. Под руководством Виктора Романовича на кухне распаковали таинственный короб.

– Осторожно! Не зацепите кран! Так! Поставьте на ножки! Вот так! Принесите ведро воды, щепочек и углей!

Альберт Карлович и прислуга с интересом рассматривали странное сооружение: медный прямоугольный ящик, почти кубической формы, опирался на кривые, гнутые ножки. В нижней части начищенного до блеска ящика между ножек торчал кран с вращающейся фигурной ручкой. Над металлическим ящиком на короткой черной шее, сидела маленькая головка, обрамленная венчиком. Ручки с двух сторон медного куба напоминали уши, и ещё больше придавали сооружению схожесть с живым существом, готовым сию секунду побежать на своих тонких кривых лапках.

Виктор Романович вынес самовар на крыльцо, залил в него воду, настрогал лучинок и потребовал огня. Дружно вспыхнувшие лучинки полетели в железное нутро самовара, следом Богуславский сыпанул горсть углей. Дворня с интересом наблюдала за манипуляциями веселого гостя. Они-то кипятили воду для чая в «белых» чугунах на огне кухонных жаровен.

– Чего стоите, рты разинув? Ну-ка быстро найдите мне старый сапог!

Дворня растерялась – старых сапог в доме не водилось. Выручил Альберт Карлович, ради такого дела тут же снял и протянул Богуславскому свои высокие, телячьей кожи сапоги…

Чаепитие затянулось надолго, самовар разжигали ещё не один раз – вся прислуга сгорала от любопытства и желания попробовать «барского» чаю. Богуславский зорко следил, чтобы челядь по незнанию не расплавила самовар: вещь была по тем временам ещё редкая и дорогая. Игру с разбиванием фигур отложили на завтра…

Утро выдалось по-праздничному шумным. Над избами клубился веселый дым и, чуть поднявшись над крышами, устремлялся вниз, обещая оттепель. Масленица в Филине набирала обороты. Молодежь развлекалась скромно, с оглядкой на взрослых: каталась на санках, девушки стайками прогуливались в праздничных полушалках, неженатые парни, неловко – как умели – оказывали им знаки внимания. Мужики постарше, изнывая от безделья, сбивались в кучки, баловались табаком и дурковали в поисках развлечений. Тут-то и вышли из господского дома Альберт Карлович и его гость, неся в охапке биты и рюхи.

Разметили на чистом месте два квадрата, прочертили линию кона, откуда бросать длинные палки, и Богуславский начал показывать, как строить из пяти коротких рюх различные «фигуры». Дело оказалось несложное и через пять минут господа начали метать биты по своим городкам.

Казалось бы, куда проще – с пяти-шести саженей попасть палкой по «колодцу», «слону», «воротам», однако биты у Гохмана под сдержанный смешок зрителей летели куда угодно, только не в цель. Глядя на Богуславского, мужики шумно выражали своё одобрение: «фигуры» у него словно притягивали к себе, брошенные тяжелые дубовые палки.

Вскоре, с непривычки, у Альберта Карловича заныло плечо и он окончательно сдался. А Богуславский ещё толком и не разогрелся, не вошел во вкус. Он призывно оглядел зрителей: кто готов выйти с ним на поединок? Но мужики, подначивая друг друга, не решались принять вызов.

А на Богуславского вдруг нашел кураж. Он велел Тимохе, конюху управляющего, слетать в дом – «одна нога здесь, другая там» – и принести самовар. Балагуря и посмеиваясь, морской офицер поставил диковинную вещь на середину дороги:

– В небо дыра, в землю дыра, посередь огонь да вода! Кто у меня выиграет, тому и отдам!

По рядам зрителей пошло волнение. Разбитной конюх, вчера пивший чай из самовара, тут же заявил о своих притязаниях на дорогой приз.

Гость Гохмана не стал сразу же демонстрировать свой чемпионский класс, он « давал надежду » новичку и позволил себе даже отстать на пару ударов. И только в конце « с трудом » вырвал победу у Тимохи, тем самым сохранив приз в неприкосновенности.

Тимохе « вожжа попала под хвост », ведь счастье было совсем рядом, и он возбужденно заявил о желании сразиться ещё раз. Куда там! Толпа мужиков, сама собой быстро вытянувшаяся в подобие очереди, ответила наглому конюху рёвом: «Пошел прочь, ты уже свою удачу испытал. Вставай-ка вон в конец!»