Виктор Коростышевский - За веру, царя и Отечество

– Погоди, погоди! Ты, значит, недоимцам вздумал жисть облегчить, захребетников плодить хочешь?

– Нет, конечно! Сегодня мужик в трудное положение попал, а завтра он общине долг вернет. Проруха-то с каждым может случиться. Взаимовыручка нужна.

Помолчали. В избе тихо, словно кроме отца и сына никого и нет. Никто из домочадцев ни единым звуком не мешал их беседе. Да и не беседа это, а разговор судьбоносный. Чуть слышно потрескивают сухие смолистые лучины, роняя угольки в сырую лохань. Вздыхает старая Анна Матвеевна, переживает за сына – эк замахнулся – устои менять надумал…

Терентий Василич снова начал негромко говорить:

– Нехитрое вроде дело – подгнившие венцы поменять, но потеряешь осторожность и избу можно завалить. Боюсь, что сход тебя не поддержит.

Петр удрученно молчал. Уж если отец родной не понял и не поддержал его, что тогда можно ожидать от схода?

Терентий Василич с тяжелым предчувствием спросил:

– Это ещё не все новшества, что в голове держишь?

– Не все.

* * *

Сегодня старый Терентий последний раз главенствовал на сходе – это на селе уже не было секретом. Перво-наперво он поблагодарил односельчан за многолетнюю честь и гласно попросил отставку – так было положено. Никаких подсказок или советов по избранию нового старосты от него не услышали, а народ ждал и был уверен – скажет. Ну что ж, Терентия тоже понять можно…

С отставкой согласились без долгих пересудов. Если и были у кого претензии – чего теперь о них говорить? Гораздо важнее, кто сегодня во главе общины встанет.

Переглядывались мужики, хитрили, выжидали: кого первым назовут? Знали – первому несдобровать, первого толпа заклюет, словно стервятник голубя. Это уж потом, утолив кураж и накричавшись, попритихнут мужики, задымят самокрутками и, морщиня лбы, будут думать о деле, потому как сход закончится только тогда, когда последний горлопан согласится с обществом.

А может ли такое быть, чтобы этот «последний горлопан», несмотря ни на что, так и не согласился бы с мнением полсотни других людей? Вряд ли!

Община – не клуб по интересам. Это сообщество мало улыбчивых людей, изнуренных тяжелой работой, обеспокоенных завтрашним днем детей, собственным выживанием и справедливостью внутри сельского мира. Еретику, пошедшему против « обчества » мир объявлял бойкот. За дерзость и «независимость» смутьяну приходилось незамедлительно и тяжело расплачиваться, чаще всего – уходить из общины; уходить без земли – земля принадлежала всем, и никому лично. И корову изгоя пастись на общие луга уже никто не пустит – это собственность общины. За века не устарел смысл поговорки, простой и глубокой, как колодец: « против мира не попрешь! »

Но вернёмся к нашему сходу, исподволь закипавшему на холме, откуда дорога сбегала вниз к замерзшей Сходне.

– Давай в старосты Мартына Иванова! – наконец прозвучало первое предложение.

Котел забурлил, накопившаяся в толпе энергия повалила наружу. Ирина Иванова – бойкая бабенка, жена Мартына (она стояла в толпе женщин чуть в стороне от мирской сходки) – невольно втянула голову в плечи. Из мужицкой толпы беспощадно понеслось:

– Он по мужской части слабак, с одной женой справиться не может, она по чужим овинам гуляет, а обчество не жена, нас каждый день е… надо – окончание фразы утонуло в хохоте. Мартын стоял тут же, придурковато ухмылялся. А что ему ещё оставалось? Он старше жены лет на десять, ему под пятьдесят, и до баб он всамделе давно не охочий…

– Косму Прокофьева надо ставить! Он мужик хозяйственный! – кричит его шурин Никита.

Косма по деревенским меркам человек богатый – держит торговую лавку; ему далеко за сорок и он примерный семьянин. Если его торговлю и считать промыслом, то, в конце концов, не на стороне же, а в родном селе промышляет.

– Какой он на хрен мужик, торгаш хитрожопый! Чем наша жисть тяжельче, тем ему прибыльней! Щас запустим козла в огород! – и опять крики, хохот, возмущение…

На постороннего зрителя сход мог бы произвести впечатление случайно собравшейся толпы. В её вселенском гвалте невозможно было понять, о чем вообще идет спор, и тем более, невозможно представить принятие какого-то совместного решения. Но сами крестьяне отлично разбирались в шумной перепалке, ничего не пропускали мимо ушей, и по-другому мирской сход себе не представляли.

Вот над толпой пролетел ещё один клич:

– Хрипуна предлагаю в старосты!

Толпа вяло откликнулась: – Он лес ворует, как можно ему обчественные деньги доверить?