Евгений Федоров - Каменный Пояс. Книга 2. Наследники

– Как дивно, пане! – ластилась она к Никите. Огромный, румяный от зари, он могуче обнимал ее худенькие плечи.

Кто-то темный, лохматый перебежал дорогу.

«Медведь!» – догадался Демидов, и в этот миг кони рванулись вперед. Изо всех сил натянул Митька вожжи, закричал любимому Игрень-коню:

– Тишь-ко! Тишь-ко!..

Но встревоженный коренник, закусив удила, как вихрь мчался вперед. Жарко дыша, вздрагивая всем телом, сбившись с плавного ритма, из стороны в сторону кидались пристяжные.

Коляска подпрыгивала, кренилась от ударов об узловатые корневища. Кони мчались в раскаленный пожар зари.

Впереди мелькнул Аликин-камень, за ним в пропасть низвергался падун-ручей. Здесь дорога круто сворачивала влево. Но черные демоны-кони ничего не хотели знать – неслись к бездне…

– Пан, пан, мы пропали! – по-детски плаксиво закричала Юлька. – Ратуйте, люди добрые!..

Румянец сошел с ее лица, полячка побледнела; беспомощно и жалко дрожала коричневая родинка на вздернутой пухлой губе. Демидов схватил ее за руки и, заглядывая в до смерти перепуганное лицо, спросил насмешливо:

– Ага, умирать-то страшно?

Она вырвала руку и стала креститься всей ладошкой:

– Иезус-Мария… Оборони, Боже…

Аликин-камень грозно вставал на пути все выше и выше.

«Или о скалы разнесет башку, или вниз сверзнет?» – хладнокровно прикидывал Демидов.

Он крепко ухватился за ремни, чтобы не выпасть, и тянул Юльку к себе.

– Ну, замолчи!.. Ну, замолчи, дура!..

– Стой!.. Стой!.. – исступленно закричал Перстень и, оборотясь к Демидову, предупредил: – Держись, хозяин!..

Неумолимо близилась бездна; с каждым мгновением нарастал необузданный рев горного потока. Секунда, другая – и гибель…

Все замерли. Казалось, кровь остановила бег.

Но что это?

Из кустов на дорогу выбежал высокий проворный человек. Он неустрашимо кинулся навстречу взбешенным коням.

«Пропал человек!» – безнадежно подумал Никита и закрыл глаза.

Но чернобородый лохматый молодец на бегу схватил за гриву коренника и повис на удилах…

И как ни отряхивался головой Игрень-конь, не сбросил дерзкого и неумолимого удальца.

Пробежав еще десяток шагов, Игрень вдруг одумался, умерил бег и стал стихать. За ним одумались пристяжные. Черномазый бродяга что-то выкрикивал, ворчал. И они, чувствуя властную силу, присмирели.

Вороные сдержались на краю бездны.

Демидов с изумлением и восторгом смотрел на цыганистого жилистого молодца, стоявшего на дороге. Черная волнистая борода буйной порослью охватила все его лицо; она взвихрилась, и в синеватой черни ее весело сверкали белые зубы.

– С тебя доводится, барин! – простодушно сказал он заводчику и придвинулся к коляске.

Всплеснув руками, Юлька с криком бросилась к нему на грудь и, внезапно охватив шею, крепко поцеловала бродягу в губы.

– Ух, ты! Вкусно-то как! – прокряхтел он и огладил бороду.

– Отколь ты, леший, брался? – ревниво накинулся на него Митька Перстень.

– Где был, там нет, где ходил, там след! – насмешливо отозвался цыган.

– Кто ты? – спросил Демидов, заглядывая в его бесстыжие глаза.

– Беглый! – нисколько не смущаясь, нагло ответил бродяга.

– Откуда сбег? – дивясь наглому признанию, спросил Никита.

– С Алтая сбег. Бергал [2] На Алтае в те времена рудокопов называли бергалами. я! – расправил широкую грудь черноглазый.

– Так ты и с горным делом знаком? – удивленно спросил Демидов. – Как звать?

– Ванька Селезень. Заводское дело ведомо мне, да с хозяевами не поладил. Вольных хлебов ищу! – отозвался он и потупился под горячим взглядом Юльки.

– Н-да! – в раздумье промычал Демидов. – Вот что, беглый, где тебе счастье искать? Приходи на завод – работу дам! Полюбился ты мне, ухарь! Удальцов я люблю.

– Что ж? – охотно отозвался бродяга. – Спешить некуда, женка и малые детки не ждут. Приду к тебе, хозяин… Бывай здорова, барынька! – поклонился он Юльке, сошел с дороги в лес и был таков…

– Силен цыганище? – сплюнул вслед Перстень. – Такие люди с хода свою судьбу хапают…

Демидов промолчал. Тройка свернула влево, экипаж тихо покатился вниз к зеленой елани.

Над понизью, над кустами уже тянулись сырые космы тумана; темнело. За темным бором догорала вечерняя заря…

На другой день утром явился бродяга Иван Селезень, и Демидов сказал ему:

– Служи верно и честно мне и никому боле! Запомни и прими для себя: я тебе буду царь и бог. Коли будешь предан, выведу в доверенные люди, приказчиком сделаю. Отныне ты останешься при мне.