– Слушаю вас, Александр Акинфиевич, – смиренно продолжал он. – Мыслю я, надо ставить вододействующее колесо. Верно, то не новинка, однако это и к лучшему. Испокон веков на сибирских заводах робили только вододействующие колеса, они и спасали!
– Сие мне известно! – вставил Любимов. – Но разумеешь ли ты о том, где ставить колесо, если у рудника ни порядочной речки, ни плотины!
– Это верно! – охотно согласился мастер. – Руднянка маломощна, не поднять ей колеса, а вот на Тагилке можно.
– Да ты сдурел! – рассердился управитель. – За кого меня почитаешь? Ведь от шахты до реки всех полторы версты наберется! Ты об этом подумал? – недоумевающе посмотрел он на Козопасова.
Мастер не смутился. Он переглянулся с молчаливым Черепановым и толково ответил:
– Вымерено мною: семьсот пятьдесят сажен, – и на всю длину эту сроблю штанговую передачу. А чтобы двигать ею, колесо поставлю в пятнадцать аршин в поперечнике, вот и сила!
Любимов задумался, мысленно соображая что-то.
– Ну, ты что на это скажешь, Ефим Алексеевич? – наконец обратился он к плотинному. Черепанов встрепенулся, глаза его оживились.
– Спорить не стану, умно придумано! – без зависти похвалил он Козопасова. – И колесо большое постазить можно. Выдержит! Только есть тут и свои затруднения.
Надзиратель слесарного производства нахмурился и ждал, что дальше скажет Ефим. Тот помедлил и со знанием дела закончил:
– Штанги на большое пространство будут подвешены на рамах, от сего по законам механики трение обозначится великое. Надо это учесть – раз. А второе, жаль речной силушки. Много воды заберет колесо, а она и заводу до зарезу надобна!
– И Ефим Алексеевич прав! Обо всем мною думано и учтено! – согласился Козопасов. – Немало трудностей будет, но не без этого такое дело родится!
– Н-да! – в раздумье произнес управитель. – Надо об этом помозговать да толком изложить хозяину. Их превосходительство в машинах разумеет, многое превзошли. А ты, Ефим Алексеевич, на своем настаиваешь?
– Настаиваю. И так думаю я, что паровая машина легче воду откачает! – уверенно отозвался Черепанов.
Любимов иронически прищурил глаз на плотинного:
– А помнишь меленки на речушке? Сколько твои паровички лесу перевели. А вода, хвала господу, вот она, бери и пускай! Как ты думаешь?
– Я на своем стою, – упрямо ответил Черепанов.
– Кремень, а не человек! – не без сожаления сорвалось с языка управителя. – Вот что, мастера, идите по домам и подсчитайте, во сколько стройка и та и другая обойдутся!..
По всему видно было, что Любимов не решался сам рассудить спора. Он встал из-за конторки и, скрипя козловыми сапогами, подошел к окну. Закинув руки за спину, он долго смотрел на отлогие скаты горы Высокой, на домики, разбросанные по Тальянке, как отары серых овец.
– Погоди, Козопасов! – остановил он мастера. – Неужто хибары срывать придется, чтобы пропустить штанги?
– Николи! Штанги на столбах над домами пройдут, выше крыш! – сказал тот, надевая шапку.
Вместе с Черепановым он вышел из конторы и пошел по заводскому поселку.
– Ну, спасибо, Ефим Алексеевич, – вдруг сердечно сказал Козопасов. – Шел я сюда и, по совести сказать, сильно боялся. Вдруг, думаю, да ополчишься ты против меня.
– Строй, Степан, свою штанговую машину! – доброжелательно отозвался Черепанов. – Каждый по своей стезе пойдет, а думка у нас одна с тобой, как бы рудник спасти!
Они шли по задымленной дороге, а вслед им в окно смотрел управитель и думал:
«Дивно, у обоих золотые руки, а стремления разные. Один назад оглядывается, а другой – Черепанов – вперед стремится! Пар или водяное колесо, чья возьмет? Вот и разберись, голова от дум ломится!»
2
Из Италии от Николая Демидова пришло в Нижний Тагил требование: прибыть во Флоренцию для доклада самому управляющему заводом Любимову. Видимо, владелец не на шутку забеспокоился о судьбе медного рудника. Предстояло проделать большое путешествие, но Александр Акинфиевич хорошо понимал, что Демидов не терпит оттяжек в исполнении своих желаний, поэтому быстро собрался и заторопился в далекую Италию. Через всю Россию проехал Любимов по санному пути, нигде не задерживаясь.
В феврале за Дунаем путешественника встретила весна. Здесь уже отшумели вешние воды, голубой Дунай разлился широко. Ветер был теплый, мягкий, навстречу летело много перелетных птиц. Любимов загляделся на величественную реку.
– Эх и силен! Эх и прекрасен свет Иванович Дунай! – восторженно вырвалось у него. Но тут же он загрустил: – Наша Камушка-река, поди, еще под ледовым одеяльцем лежит!
Читать дальше