Евгений Федоров: Ермак. Том II

– Кажись, дальше нет ходу! – мрачно высказался Мещеряк. Его круглое рябоватое лицо выражало уныние. – Опять как на Сылве!

– Погоди каркать! – остановил его Ермак. – Выйдем на волок!

Казаки попрыгали в ледяную воду с остолопьями в руках. Надрываясь, они подсовывали колья под днища стругов, пытаясь их сдвинуть. Грузные струги еле-еле раскачивались: они прочно легли на каменное ложе.

А вода била, хлестала, шальная струя ревела и злилась на переборах. Ермак задумался.

– Погоди, осилю, бесноватая! – наконец сказал он. – Браты, тачай паруса лыком в одно полотнище.

– Хоть и велик будет парус, а не сдвинуть ладей! Если вот разве… А что, коли речку перегородить? – спросил вдруг Иванко Кольцо.

– Вот-вот, об этом я и подумываю, – живо отозвался Ермак. – Браты, тащи полотнище за корму, перегораживай реку!

Угрюмая падь огласилась бодрящими выкриками:

– Давай, заходи, крепи! Э-ге-гей!..

Вода рвалась из-под скал, бурлила, кипела, но казаки крепко держали полотнище и с натужными криками и руганью перехватили реку. И сразу у плотины упруго вздулась вода, струги вздрогнули, закачались и поплыли.

Казаки шумно вздохнули:

– Ох ты!

На берегу, под кедром, стоял Ермак и пристально следил за работой. Хантазей вместе с казаками впрягся в лямку. От усердия он выбивался из сил, но тянул бечеву. Атаман остался доволен, спустился к воде.

Шаг за шагом, с великим упорством, казаки отвоевывали путь стругам. Много раз перегораживали Серебрянку парусами. Она сварливо ворчала, двигала в ярости придонные камни, но перед казацкой преградой останавливалась и, каждый раз отступая, поднимала и несла струги вперед.

Река, постепенно мелея, незаметно превратилась в узкий ручеек. Задули холодные ветры. Хантазей подставил лицо ветру, принюхался и сказал Ермаку:

– Батырь, зима с Тельпоз-Иес летит. Вот-вот падет снег.

И верно, скоро замелькали снежинки. Атаман спросил вогулича:

– А где Тагил-река? Не соврал?

Хантазей спокойно ответил:

– Тагил скоро, но надо идти без лодка.

Ермак обдумывал… Ветер рвал и метал. Густел снег, струги стояли на темной воде.

«Ожидать зиму у волока придется!» – решил Ермак и повелел созвать казачий круг.

Гамно, буйно шел совет. Кричали казаки разное. Одни звали:

– Чего ждать? Обгоним зиму! В Сибирь. На Туре хлебно, зимовья готовые…

Другие утверждали:

– Сибирцы хлеба не сеют. Что там нас ждет – неведомо. Допустим, и волок осилим, а дале что? Сибирские реки замерзли, как поплывешь?

Третьи насмехались:

– Зимовье ставить удумали! Сылву забыли! Хватит с нас! Вертай назад!

Все поглядывали на Ермака, ждали его слова, а он молчал. Иван Кольцо притих, знал, испытывает батька дружину, кто куда тянет? Сдержанно вели себя и другие атаманы, думали: «Впереди – тьма, и позади беда. О чем гадать?»

И тут сорвался Дударек, закричал бараном:

– Не пойду в Сибирь, и тут не зимовать. Голы, босы, пузо от нечисти расчесали. Ин, сыплет белая гибель! Завел нас вогулич на смерть. Дай смахну башку гаду! – Он выхватил из ножен саблю, но поднять ее не успел. Ермак схватил его за грудь так, что у Дударька дух захватило.

– Крови захотел? За честный труд вогулича рубить? – тихо, но угрожающе спросил Ермак. – Кричишь – голы, босы… А мы все не в трудах живем, не из одного котла нужду хлебаем?..

– Не хочу погибать! Помирай сам, – словно огнем охваченный, кричал Дударек, злобно оскалив зубы.

– Э-вон куда метнул. Ну…

Ермак кулаком саданул горлопана в грудь. Тот, корчась, попятился назад и пал на землю. Завопил:

– Братцы, что это?..

Никто не шевельнулся, не сказал слова в защиту Дударька.

– Гляди, другой раз не верещи! Удумаешь мутить, пеняй на себя. Губить войско не дам. – Ермак возвысил голос: – Браты, идет зима, отступать нам негоже. Еще шаг, и мы на волоке, а там Сибирь. Чую, на верном пути стоим. Вон мысок, за ним падает ручьишко Кокуй. Тут и поставим город. Что скажете, браты?

– Любо, батько! Переждем тут до весны!

Иван Кольцо скинул шапку, тряхнул кудрями:

– Верим, батька, как сказал. И я чую – верная тут дорога! На случай пошлем дозор. Пусть Хантазей ведет до Тагил-реки.

– Пусть ведет! А городок тут ставить! – заорали сотни глоток.

– Ставить тут! – подхватили другие.

Стало смеркаться. Дударек подошел к огнищу, у которого сидел Хантазей:

– Прости, погорячился малость, – виновато сказал он вогуличу.

Проводник встрепенулся, незлобиво посмотрел на казака доверчивыми глазами и ответил: