Сергей Сержпинский - Дворяне. Книга 3

– Ты в Москве устроился на работу? – спросила она, и её глаза заблестели от ожидания плохих или хороших вестей.

– Мог бы устроиться, но я отказался, – ответил он. Соня заплакала и ушла в маленькую комнату. Сергей пошёл за ней.

– Ну, что ты, Сонечка, если ты настаиваешь, то я могу вернуться, и меня возьмут на работу художником.

– Всё равно у тебя ничего не получится, – всхлипывая, говорила она, – ты просто неудачник!

Эти слова его очень задели. Настроение испортилось, и он решил уволиться из школы и срочно ехать обратно в Москву.

Евпраксия ожидала сегодня приезда сыновей. Поэтому она сама испекла большой пирог с капустой. (Обычно по субботам пекла пироги Соня). Сразу же, как все вымыли руки, Евпраксия пригласила за стол ужинать в комнату, которую называла залом. Но это было условное название, комната была не большой, шестнадцать квадратных метров. Дети тоже заняли свои места за столом. Годовалые близнецы не капризничали, а радостно смотрели на отца. Когда все уселись, мать обратилась к Сергею:

– Расскажи, Серёжа, как ты съездил, понравился ли портрет Калинину? Сергей был голоден, поэтому рассказал всё кратко, а когда наелся, то изложил события по порядку и подробно. Соня почти ничего не ела и сидела убитая горем, словно кто-то умер. Свекровь это заметила и попыталась успокоить сноху:

– Не расстраивайся, Сонечка, слава богу, все мы живы и здоровы. Не зря же тот художник, которого Серёжа спрашивал, предупредил его о большой ответственности.

– Но этот художник мог сказать не правду, – возразила Соня.

– Да нет, я уже наслышалась в очередях и на работе, о том, что везде сажают людей в тюрьму за не доказанные преступления. А ты спроси нашу родственницу, Крупину Полину Ивановну, которая работает в суде, как там судят? Что ни приговор, то двадцать лет или расстрел. Такой у нас уголовный Кодекс. Она недавно к нам приходила и рассказывала, что в суде творится. Говорит, что хочет уволиться, но её не отпускают – не кому работать. Она до того дошла, что у неё руки, как у алкоголика трясутся. Это от нервов. И курит она, не переставая. Я уж тоже разнервничалась и вместе с ней закурила.

Соня слушала Евпраксию с недоверием, но всё же её слова засели у неё в голове. Потом Павел и Глеб рассказали о своей работе на резиновом комбинате. Глеб после техникума стажируется в должности инженера-химика, а Павла назначили на должность инженера по технике безопасности, обещают скоро дать квартиру со всеми удобствами.

– Это замечательно! – обрадовалась Евпраксия. – Будем ездить к вам мыться в ванной.

Глеб рассказал, кроме хорошей – и печальную новость о том, что в Ярославле появились беженцы с Поволжья. Они бегут от страшного голода, многие сильно истощены, и встречаются среди них опухшие от водянки, потому что пьют много воды, чтобы снизить чувство голода. А Павел добавил:

– Их с вокзала милиция гонит, как бродяг, и они умирают в подворотнях. Евпраксия от услышанного ужаснулась:

«А как же Ярославцы? Помогают им»? – спросила она.

– Большинство обходят стороной этих несчастных людей, как от заразных. А я дал хлеба одной женщине с ребёнком, которая сидела возле нашего дома.

Соня тоже была потрясена этим рассказом и встревоженным голосом сказала:

– У нас в Данилове я таких беженцев ещё не встречала, и в газетах об этом не пишут, видимо, скрывают правду от народа.

Разговоры продолжались долго, пока женщины мыли посуду, пока играли в карты, и даже потом, когда легли спать. Родные люди радовались встрече.

Утром, в понедельник, Серёжа предупредил Соню, что сегодня пойдёт к директору школы и подаст заявление на увольнение. Соня в воскресение, между делом, хорошо подумала, и её нервы успокоились. Под влиянием свекрови она стала рассуждать несколько иначе:

– Я думаю, Серёжа, директор тебя не уволит без согласия райкома партии и не даст тебе трудовую книжку. Ты сначала поговори с Ворониной.

– Да я и без трудовой книжки уеду, – раздражённо сказал Сергей.

Соня не ожидала от него такой решительности и не знала, что сказать. Ей, конечно, очень хотелось жить в большом городе, в Москве или в Ленинграде, в квартире с ванной, водопроводом, тёплым туалетом. В детстве ей пришлось пожить в богатстве и в квартире со всеми удобствами. И вот теперь она не могла смириться с тем, что живёт не так, как хочется. Однако здравый смысл поборол, и она сказала мужу:

– Я, Серёженька, погорячилась, извини за «неудачника». Твоя мама права, тебе опасно работать Кремлёвским художником. Я даже предположила такую ситуацию: нам могут родственники прислать письмо из-за границы, и тебя заподозрят в шпионаже. Так что давай оставим всё, как есть. Не езди никуда, ладно?