– Вот, господин, это здесь! – показал Самир в самую середину мусорной кучи.
– Что? – не понял Корнелиус.
– Вход в нору. Я рылся там, ибо был голоден, нашел несколько костей с хрящами и три больших рыбьих головы, совсем свежие. Там ещё было много еды, но я…
– Рассказывай про вход в нору! – раздраженно перебил раба Корнелиус.
– Да, значит, вход я нашел случайно, у меня туда нога провалилась. Я сперва испугался, но решил посмотреть, что там. И пополз. Только я не дополз до конца, забоялся, что меня заметят жрецы. Но я видел свет факелов сквозь щель в каменной стене.
Корнелиус задумчиво покусал губу. Место пустынное, ночью тут никого не будет. Стражи далеко и вокруг храма не патрулируют. Можно рискнуть! Вот, только, придется лезть в помойку… Одежду потом не отстираешь, пожалуй. Ну, он что-нибудь придумает!
Снова был обед у князя, на сей раз выставившего на стол не только пиво, но и меды. (Примечание: меды пьются очень тяжело! И наутро от них особо гадостное похмелье! Проверено Автором на добровольцах в лабораторных условиях!). Корнелиус ел умеренно и пить отказался: для ночного мероприятия нужна была ясная голова и тощее брюхо.
После того, как он пропустил подряд три тоста, князь нахмурился:
– Почему не пьёшь, долгоусый? Что, не уважаешь нас? Али княжеское угощение тебе не по нутру?
Дружинники заржали. Стрельцы подобрались: вдруг князь всерьёз разгневается и примется Корнейку казнить-убивать?
– Уважаю, очень уважаю! И угощение мне сильно нравится! Только я нынче животом скорбен… понос, ага!
Все сочувственно покивали. Князь повернулся к жрецу:
– Полечи-ка гостя, Дорен!
Жрец налил в кубок немного уксусу:
– Вот, выпей, сразу понос пройдет!
Пришлось выпить. Уксус оказался зело ядрёным, и Корнелиус аж в узел завязался. Позеленел, закашлялся…
Князь, сочувственно сдвинув брови, показал на него пальцем:
– Надо же, как с лица сбледнул!
Корнелиус попытался улыбнуться. Вышло неубедительно.
– Ну, что, прошло брюхо? – деловито поинтересовался жрец-лекарь.
– Прошло-о… – натужно выдавил пациент.
– Значит, пить можешь! Эй, штрафную ему!
Исцеленный понурился: избежать винопития не получилось.
Опростав здоровенный, на четверть ведра кубок, Корнелиус резко окосел и вскоре упал головой на стол. Больше к нему никто не приставал. Полежав немного, наш герой встал и, пошатываясь, покинул трапезную. С помощью подскочившего Самира он отправился в отхожее место, где, засунув два пальца в горло, освободился от выпитого. До самой ночи валялся на соломе в лабазе, охая, если входил кто-нибудь из стрельцов.
В полночь, когда весь город погрузился в сон, Корнелиус и Самир крадучись выбрались из лабаза. Дойдя до помойки, оба разделись догола. Самир, пошарившись некоторое время в мусоре, негромко окликнул:
– Есть, господин! Нашел!
Корнелиус, зажав в зубах кольцо маленького фонаря с толстой сальной свечой, осторожно лег на живот и скользнул в нору. Кинжал он повесил на шею. Ползти было не просто, а, скорее, трудно. Плечи и зад постоянно задевали за каменистые стены, пару раз нора меняла направление и приходилось извиваться, как жонглёру на ярмарке. После очередного поворота натолкнулся на крысу – огромную, как кошка. Крыса была очень недовольна вторжением в своё личное пространство: шипела, топорщила шерсть и пыталась атаковать. Пришлось доставать кинжал, но до схватки дело не дошло: грызун скрылся в какой-то щели. Самир осторожно сопел позади. Казалось, они ползли уже целую вечность… Внезапно свет фонаря уперся в стену, сложенную из грубых камней, ничем не скрепленных. Внимательно изучив кладку, Корнелиус выбрал парочку, изъятие которой не привело бы к обрушению всей стены, но позволило бы протиснуться внутрь. Поддев и расшатав кинжалом сначала один, а потом и второй, протолкнул их внутрь. Те упали без особого шума. Произнеся шепотом молитву ангелу-хранителю и передав сообщнику фонарь, кабальеро ди Ранейро вниз головой скользнул в открывшуюся пустоту. Падать оказалось не высоко – футов пять. Вытянутые руки спружинили, он перекатился через левое плечо, больно ушибив крестец об один из камней. Но, в целом, проникновение прошло удачно! Встав на ноги, он взял протянутый Самиром фонарь.
Взору предстало удивительное зрелище: в центре склепа размером сто на сто шагов стоял невысокий каменный постамент, на котором лежала статуя девушки, совсем такая же, что приснилась запрошлой ночью! Оная статуя излучала мягкое сияние чистого полированного золота и смотреть ни на что другое было невозможно. Как зачарованный, Корнелиус подошел ближе. Девушка была красива, но непривычной красотой: высокая, ростом с самого Корнелиуса (а он был без одного дюйма шесть футов!), с длинной шеей. Головка изящная, увенчанная простым пучком волос, собранных на затылке в мячик. Высокий лоб, слегка выступающие скулы, прямой римский носик с деликатно вырезанными ноздрями. Губы полные, красивые, слегка улыбаются. Глаза… Корнелиуса бросило в дрожь при мысли, что бы с ним стало, если бы сии глаза с невообразимыми ресницами взглянули на него. Помер бы на месте, не иначе! Посмотрел ниже: маленькая грудь двумя округлыми холмиками радовала взор безупречной формой. Талия… слишком тонкая, у живых дев таких не бывает! Округлое лоно, довольно широкие бёдра, переходящие в длиннющие ноги. В руках, сложенных под грудью, зеркальце. Набравшись храбрости, потрогал статую и вздрогнул: под пальцами ощущалось скорее тепло, нежели хлад металла! Тихонько постучал по бедру костяшками пальцев. Звук раздался тупой, деревянный. Не звонкий, не металлический. Ага, понятно: статуя деревянная, покрыта сусальным золотом! Но, до чего же тонкая, однако, работа!
Читать дальше