Александр Долгирев - Усталые звери

– Ну, не хочешь – как хочешь. Тогда к делам. По поводу Сахарка-О’Рейли – ты уверен, что оставил открытку?

– Да, мистер Гримальди, как вы и приказали.

– Тогда почему в газетах об этом ни слова? Из-за Сахарка мы лишились… Кэловей, сколько точно мы потеряли в Бостоне?

– Восемьдесят тысяч – груз, еще десять – транспортировка и пятнадцать на то, чтобы ни у кого не возникло вопросов.

– Больше ста штук. Я уверен, что Бостон не приносил столько убытков никому, кроме английского короля! Именно поэтому так важно, чтобы все заинтересованные люди понимали, что Сахарка не просто убили, Юджин…

Аккуратный человек прикрыл глаза и заговорил:

– Я выстрелил один раз – О’Рейли упал и застонал. Попал в живот – он был не жилец. Однако вы попросили сделать все так, чтобы это было похоже на казнь. Поэтому я добил его еще пятью выстрелами, потом достал открытку и вложил ее в его нагрудный карман, оставив уголок торчать… Газеты ведь по многим причинам могли не написать об этом. Возможно, «фараоны» не дали им этой информации. Возможно, тот, кто прибыл на место первым, решил прикарманить открытку, чтобы потом попытаться шантажировать «семью» – в таком случае мне его даже жаль. А может быть, кто-то просто утащил ее, как сувенир… Многое могло произойти, мистер Гримальди, но открытку я на трупе оставил.

Юджин лишь теперь открыл глаза и немного подслеповато посмотрел на Карло. Тот, в свою очередь, понял, что провернуть свой любимый трюк у него не вышло. Карло любил в начале разговора пожурить собеседника по какой-нибудь мелочи, чтобы заставить того чувствовать себя виноватым. В действительности Гримальди было плевать на Сахарка, открытку и Бостон. На сто пять тысяч ему не было плевать, как и на то, что партия превосходного оружия и армейской амуниции теперь покоилась на дне Бостонской гавани, но с этим ничего сделать было уже нельзя, и Юджин в этом виноват не был.

– Ладно, черт с ним, с О’Рейли! Я тебя позвал для другого…

Гримальди обрезал сигару и принялся ощупывать взглядом стол в поисках зажигалки, но на столе ее не оказалось. Юджин нашелся почти мгновенно и дал ему прикурить.

– Спасибо. Так вот: есть такое замечательное, оставленное Богом место, как штат Техас. В этом самом Техасе, на самом юге есть город Гамбург. Основанный сразу после войны с мексами, к началу века имел почти две тысячи жителей. Сейчас официально тысяча, но по факту человек пятьсот. Достопримечательность одна – роскошная тропа для контрабанды из Мексики. Оружие, алкоголь и мексы, бегущие от своего пиздеца в наш пиздец. Тропа старая и всем известная, но так далеко от нормальной цивилизации, что до недавнего времени на Гамбург всем было, в общем-то, наплевать.

Разумеется, есть там и свой хозяин – Пакстон из людей Конноли. Обычная сошка вполне довольная своим положением и не лезущая наверх. С шерифом они лучшие друзья, мэр делает ему коктейли. А еще там есть мой непутевый младший братишка Франческо… или Фрэнки – кому как нравится.

Карло прервал себя и оглянулся на спину Кэловея, потом бросил взгляд на Юджина, грустно улыбнулся и продолжил:

– Фрэнки – идиот. Он всегда был идиотом. Не будь он моим братом, я давно скормил бы его парню вроде тебя. Потому что из-за него я потерял столько денег, сколько Хьюз в своих «Ангелов» не в грохал… Хотя нет, все же чуть поменьше, но, в общем, Фрэнки – это одна большая куча проблем и убытков. А еще он мой брат и я его люблю. Три года назад он влип по самые уши, и «фараоны» уже скреблись мне в дверь. Тогда я дал Фрэнки нескольких надежных ребят, включая старика Скарцони – цельнометаллического пидараса, который еще в прошлом веке «пером» работал в Палермо – и сказал, что в большие города ему путь закрыт, иначе я сам с ним разберусь.

Как ни странно Фрэнки послушал и поехал на юг. Там он остановился в Гамбурге и начал гонять пушки через границу. На то, что место занято, как и на то, что у нас с Конноли, вообще-то мир, ему было плевать. Поэтому теперь в Гамбурге живет пятьсот человек, а не тысяча. Кто-то теперь на кладбище, а большинство свалило куда подальше. Пакстон с Фрэнки славно постреляли, мы с Конноли славно поорали друг на друга, но когда ветерок из кабинета губернатора донес до нас запах Национальной гвардии, пришлось срочно мириться и делить рынок.

С тех пор в Гамбурге два хозяина и очень шаткое перемирие. Во время разборки между этими двумя баранами произошло что-то личное – я так и не смог разобраться что именно. Но теперь жить дружно хотим только мы с Конноли, а шавки точат зубки.