Курт Давид - Черный Волк. Тенгери, сын Черного Волка

Хан поблагодарил своего верного сподвижника Кокочо и сказал:

— Ведь он во всем прав, согласись, Чагутай! Почему ты позволил себе свысока отозваться о Джучи? Чтобы я никогда больше такого не слышал!

Чагутай ухмыльнулся и недобро проговорил:

— О силе Джучи и прочих его достоинствах никто не спорит. Тех, кого убили его злые слова, на самых больших повозках не увезешь. И после смерти не ограбишь!

Чингисхан раздраженно прикрикнул на него:

— Умолкни! Или предложи что-нибудь дельное и полезное для всех нас!

— Я вот что хочу сказать, — уже более спокойно проговорил Чагутай. — Мы с Джучи — старшие сыновья. И хотим все наши силы отдать делу отца. А того из братьев, кто забудет о своем долге, пусть другой рассечет мечом надвое! Самый рассудительный из нас Угедей. Давайте же все вместе изберем наследником Угедея, нашего брата. Пусть Угедей, отец, постоянно будет рядом с тобой, и ты, отец, научишь его управлять империей и крепко держать в руках золотую узду власти. Так будет правильно.

— А ты что скажешь, Джучи? — спросил Чингисхан.

— Чагутай сказал то, что хотел бы сказать и я, отец. Мы все будем служить тебе!

— Хорошо, — согласился хан. — Но крепко держите свое слово и не давайте народу повода поднимать вас на смех! — После чего Чингисхан повернулся к Угедею и спросил: — А ты что на это скажешь?

Взгляды всех собравшихся были обращены на третьего сына. Тот встал и твердо проговорил:

— Неужели я должен ответить: «Я не смогу»? Вот мой ответ: я отдам твоему делу, отец, все свои силы. Опасаюсь только…

— Чего ты опасаешься? — перебил его хан.

— Я опасаюсь только того, что когда-нибудь среди моих наследников появятся и такие, что если их обернуть в скошенную траву, ни коровы, ни быки жрать ее не станут. А если обложить их жирным мясом, даже голодные псы к нему не прикоснутся. Я боюсь, что будут рождены и такие, что не смогут поразить стрелой пробегающего мимо хандакайского оленя и на большом расстоянии не попадут в суслика. Вот какие сомнения тревожат меня. Больше мне сказать нечего, отец!

Чингисхан повернулся к своему четвертому сыну — Тули, и тот проговорил:

— Я буду стоять плечом к плечу с моим старшим братом Угедеем. Если он забудет о чем-то, я ему напомню, а если заснет, разбужу. Я поклянусь ему в вечной дружбе, я стану плеткой для его гнедого скакуна. И слову своему никогда не изменю, он всегда найдет меня рядом с собой. Я пойду вместе с ним в самый дальний поход и в самом быстротечном бою буду при нем.

После этого на некоторое время в дворцовой юрте Чингисхана наступила полная тишина. Потом хан встал и обратился ко всем, кого собрал у себя:

— Жили однажды две змеи. У одной из них было много голов и лишь один хвост, у другой — много хвостов и только одна голова. С приходом зимы им пришлось искать подходящую нору. Одна змея легко проскользнула в первую попавшуюся, а другая, многоголовая, никак не могла решиться: каждая из голов предлагала что-нибудь другое, и под конец змея околела от холода.

Чингисхан перевел дыхание и оглядел всех по очереди.

— Итак, властителем может быть только один. Я назначаю моим наследником Угедея. И еще скажу всем вам, моим родным и приближенным: если среди наследников Угедея появятся столь ничтожные, что ни коровы, ни быки не станут жрать скошенную траву, в которую они будут завернуты, и даже голодные псы не прикоснутся к жирному мясу, которым они будут обложены, то почему бы к тому времени не родиться достойному наследнику у других моих сыновей?

Сказав это, он подошел к каждому из сыновей, поцеловал в лоб и каждому прошептал на ухо, что они должны быть особенно благодарны своей матери: ведь это она навела его на мысль о назначении наследника.

После не слишком долгого, но пышного обеда, когда слуги начали обносить гостей напитками, Чагутай шепотом спросил отца:

— Ты на меня не рассердился?

— Рассердился? Нет, — ответил хан. — Но ты по своему обыкновению поспешил и наговорил лишнего. Тот, кто стремится к величию, Чагутай, тот не заговорит прежде, чем его спросят, и даже когда спросят, должен оставаться сдержанным. Заговорить прежде времени — все равно что ковать холодное железо!

Потом Чингисхан повернулся к своему сыну и наследнику Угедею:

— Мне известно, что ты держишь в почтительном подчинении всех своих жен, детей и слуг. Тот, кто способен властвовать в своей юрте, как ты, Угедей, тот сумеет править и великой империей монголов, а тот, кто держит в строгом повиновении свой десяток, достоин со временем стоять во главе тысяч и сотен тысяч.