Тяжёлая пятитонная махина катилась по направлению к платформе. Алексей наблюдал заврожённо за её движением, вцепившись в поручни. А со стороны уже раздавались выстрелы, – немцы различили тёмный силуэт катящейся тележки и подняли тревогу. Но остановить её уже не представлялось возможным.
«Сейчас, ещё немного,» мысленно приказывал сам себе разведчик. Вот места закладки осталось пять столбиков разметки, уже четыре…
Когда тележка поравнялась с третьим, Алексей спустился с платформы и прыжками перемахнул через пути. Скатился по насыпи в глубокий сугроб, полз, разрыхляя мягкий снег. Забивались ноздри, глаза, шапка съехала набок, – Зорин поправил торопливо, та оказалась на затылке.
Зарывшись в снег, под небольшую ель, принялся яростно скидывать с себя шинель, путаясь в рукавах. Скрежет колёс, наехавших на мину, был слышен по всей округе.
Вспышка огня взиманий мгле озарила чащу, грохот потряс платформу. Ударной волной колёсные пары подкинуло и выбросило к воротам склада. Само основание тележки вгрызлось в торец платформы стальным монолитом. Стёкла на складе разбило взрывной волной, щебень, летевший с насыпи, сбил единственный висевший навесной фонарь. В местах крепления поручней вывернуты бетонные плиты, а сами поручни искорёжены.
На месте закладки взрывчатки образовалась воронка глубиной метра в полтора, изогнутые кверху рельсы и перебитые шпалы дополняли печальный пейзаж. Неудивительно, ведь такой заряд был рассчитан в среднем на полнокровный воинский эшелон. Серёга Вострецов пускал их под откос неоднократно.
Лёха ушёл незамеченным, несмотря на то, что к месту взрыва со всех сторон уже неслись патрульные. Он удовлетворённо улыбнулся, глядя на то, какой переполох умудрилась устроить разведка на таком, казалось бы, безопасном и хорошо охраняемом объекте.
Приложив ладонь к виску, изобразил на лице яростный оскал, процедил сквозь зубы:
– Служу Советскому Союзу… Знайте, фрицы, наших.
Перекатываясь с одного бока на другой, пополз к ребятам, засевшим в укрытии. Менее чем через десять минут после взрыва группа отправилась в обратный путь. Без потерь, нераскрытая, она выполнила свою боевую задачу.
Поводов для постоянного беспокойства у Емельяна было предостаточно. Вот уже трое пленных, постоянные доклады врагу да ожидание прибытия какого-нибудь ещё заплутавшего немецкого патруля. Но он всем своим поведением старался не подавать виду. Хотя его голову сверлила одна и та же неотступная мысль: «Когда же группа пойдёт обратно?». Тем более, что пребывание в засаде было омрачено одним неприятным инцидентом, – обер-лейтенанта пришлось пристрелить.
Во время выхода радиста на связь он раскусил весь смысл засады и попытался сорвать сеанс. За что сразу же и получил в ухо, но на этом не успокоился.
Сославшись на больные почки, фашист напросился в туалет. Но после того, как ему развязали руки, он подножкой сбил с ног Емельяна, шустро перекатился по полу в надежде добраться до лежащего в углу в углу оружия. Но то был уже жест обречённого, мало было взять оружие в руки, его предстояло ещё снять с предохранителя и перезарядить. У Панкрата под рукой же оно было всегда готово к действию. Немец рухнул, сражённый короткой очередью. Дамочка же сразу слёзно забилась в истерике, а Генриху выпала участь зарывать труп соратника в лесу.
Место выбрали за домиком поближе к небольшой ложбинке. Радист управился быстро под надзором Емельяна. Тот с ухмылкой наблюдал, как немец с натугой роет снег. Фриц почти уже выбился из сил, когда снег пополам с землёй наконец-таки засыпал полуоскалённое лицо жандарма.
Панкрат оставался наедине с дамочкой. Невольно он всё чаще и чаще стал обращать внимание на заплаканные серые глаза, миловидный рост, белесую прядь, торчавшую возле уха.
«Чисто ведьмочка. Красивая», со злостью заключил Панкрат.
Немка всё время молчала напуганная неизвестностью своего положения. Её никто не допрашивал, относясь к ней своего рода равнодушно. На вид ей можно было дать лет тридцать пять, лицо ещё выглядело молодо. Морщин почти не было кроме двух-трёх на лбу.
– Съешь вот, – протянул Панкрат сухарь, рассудив, что совсем не годится морить голодом пленного, вернее, пленную.
«Ещё и баб с собой тащат из Германии», думал Панкрат. «Интересно, кем она там у них служила?»
На данный озвученный вопрос тихо промямлила:
– Переводчиком. Ехали в деревню к хиви.
Читать дальше