Денис Кремнев - Солдатская доля. Роман о такой далекой, но такой близкой войне

Бесформенные тела в сером валялись в одном сплошном месиве, отдельно в стороне лежали два или три тупа, сложно было разобрать. Также можно было различить разметанные части тел: руки, ноги.

Ворота подвала резко распахнулись, вошли бойцы со старшиной, вместе с ними проник и свет- от увиденного у Емельяна резко сдавило желудок. Он резко согнулся в три погибели и сел на корточки, Зорину также стало похуже, но он сумел устоять на ногах.

Тёмно-красные разводы пролились под каждым немецким телом. Лица были обезображены, попадались даже обезглавленные трупы. В руках они все ещё сжимали оружие. На остатках ящика с гранатами валялась оторванная кисть с единственным уцелевшим из всех указательным пальцем. И ещё стены, обагренные кровью, её запах, чуть теплый, перемещался с запахом гари и, казалось, забивал лёгкие.

Не помня себя, Емельян очутился на улице. Растерев снег на щеках, засунул его даже в рот, затем долго стоял на коленях и отплевывался. Ему казалась, что немецкая кровь комом встала в горле. Подбежал Мустафа, склонился к нему:

– Эмельян, – так по-своему, с акцентом произнес имя, – вставай, вставай! Говори со мной!

Емельян встряхнул головой, словно сбросив оцепенение, посмотрел на товарища, тот бережно подхватил его под мышки и поставил на ноги.

– Не, не… Сам я, – слабо запротестовал Емельян, – сам смогу.

Подобрал винтовку, закинул за плечо, резко выдохнул, собрался с духом. «Бой еще не окончен, нет, нельзя раскисать, нельзя, недопустимо. Идти надо, идти должен…»

Но что-то блекло-алое виделось ему всё равно на стенах хат, бортах грузовиков, на ватниках и шинелях товарищей.

Немцев выбили почти из всей деревни, если можно было назвать так то, что от неё осталось- уцелевшими остались лишь церковь с комендатурой и десятка полтора домов. Остальные строения представляли собой сплошное пепелище. Враг сжёг эти дома, но сполна поплатился за свои деяния. Иноземные солдаты валялись теперь трупами по дворам, сараям, черными островками догорали в подбитым транспорте. И взгляд у всех был одинаковым, мертво-остекленевшим, этот взгляд уперся в небо. Словно с неба пришла кара им за содеянное. Остатки разбитого гарнизона прижали к крутому берегу речушки и там же перестреляли как куропаток. Дольше всех сопротивлялся долговязый офицерик, он вообще пытался удрать на чёрном легковом автомобиле. Но брошенная меткой рукой Мустафы граната подбила авто, офицер смог выбраться, даже добежал до обрыва, не желая сдаваться. Рухнул прямо с обрыва, провалившись по пояс в снегу. Немец был упёртым, выбравшись из сугроба, он добрался до ледяного покрова речки. Судорожно скользя по льду, он почти добрался до середины русла, как лёд хрустнул сначала под левой ногой. Он дёрнулся всем телом, только успел вытащить её, как сразу же провалился всем туловищем- трещина пошла дальше по разлому, другая нога в скользком сапоге не удержалась на поверхности. С берега красноармейцы смотрели на судорожные попытки врага спастись. Ледяная вода быстро сковала серую шинель тяжестью, оккупант пошёл ко дну с истерическими воплями.

Солдаты возвращались в деревню. Для многих это был первый бой, первая война. Для некоторых он же оказался и последним- рота потеряла около тридцати человек.

У околицы перед бойцами предстала душещипательная картина: большая толпа женщин, стариков и детей, оцепенело прижавшихся друг к другу. Прямо на снегу сидели раненые жители, их перевязывали бойцы. На заднем плане бесновался огонь, – горел большой амбар. Крыша и стены его уже рухнули, пламя топило снег вокруг костровища. Тёмный дым стелился в сторону востоку, в сторону Москвы.

Подойдя ближе, Емельян с товарищами обратили внимание на то, что у всех раненых были ожоги.

– Никак сжечь хотели! – вырвалось у старшины Кудрина.

– Так, голубок мой, так! – закричала в истерике из толпы женщина лет тридцати, словно душа вырывалась наружу.

– Собрали нас всех ещё с ночи, в этом амбаре и продержали всю ночь. Как пальба началась они, аспиды проклятые, двери подпёрли и зажгли вокруг.

Гневные возгласы поддержки лишь усиливали трагизм происходящего.

– До чего нелюди додумались. Как их только земля наша их носит! – гневно крикнул Зорин.

– Давить будем гадов! – проскрипел зубами Емельян.

Даже вечно невозмутимый Мустафа издал протяжный гортанный звук, полный ненависти.

Забилась женщина в приступе рыданий, её рассказ продолжил высокий кряжистый старик.