Владимир Афиногенов - Аскольдова тризна

Они усилились при преемнике Сергия-Тихика Карбеасе, ставшем фактическим главой государственного образования. Поэтому в 858 году Варда и Михаил III, внук Михаила II, предприняли против павликиан поход, который закончился полной неудачей. Тогда Карбеас захватил в плен большое число турмархов и военачальников рангами пониже…

А теперь на Византию, как из языческого рога посыпались беды: сдача неприступной крепости Кастродживанни в Сицилии, разгром у её берегов флота, яростное наступление арабов в Малой Азии и осада Константинополя Аскольдом и Диром.

Но, слава Господу, русы отошли, а с арабами тоже ценой немалых уступок, кажется, временно замирились, и вот-вот ожидают в столицу из Каппадокии не тайный, а вполне официальный приезд императора.

…Вошли Фотий и негус Джамшид, нёсший под мышкой толстую пачку пергаментных листов. За ними следовали слуги с питием и едою. Джам разложил на столике, служившем Константину для письма, листы и тихо удалился. Расставив кушанья, слуги тоже неслышно покинули комнату, оставив одних Леонтия и патриарха.

Леонтий протянул руку к листам, чтобы посмотреть, что же на них написано, но Фотий остановил:

— Я обо всём тебе поведаю потом… И о написанном на листах, и почему я хотел тебя видеть, хотя такое намерение ты выказал первым… Пока насыщайся, а после расскажешь, что поделывает философ, как самочувствие его самого и его брата Мефодия…

Леонтий хотел уже сказать, что хорошо поел в таверне «Сорока двух мучеников», но вовремя спохватился и, изобразив на лице желание утолить голод, приступил к трапезе. Поглощал еду медленно, искоса наблюдая за патриархом, переваривая не только пищу, но и его слова…

«Может быть, ему стало известно о моей встрече с гонцом из Тефрики?… А Доброслав и Дубыня… Уж не они ли доложили об этом? — подумал Леонтий. Но затем устыдился своего предположения, даже смешно сделалось: — Ведь я не раз убеждался в их порядочности… Да и как они могли стать доносчиками? Если патриарх их и знает, то понаслышке…»

Сейчас было не в интересах Леонтия, чтобы Фотий не только имел сведения, но даже догадывался о его знакомстве с хозяином таверны «Сорока двух мучеников», а тем более о сегодняшнем свидании с человеком в чёрном…

«Да что ломать голову прежде времени?! Скоро всё прояснится…» — и Леонтий решительно отодвинул от себя еду. Сполоснув в медном тазу руки, перекрестился и поблагодарил Иисуса Христа за то, что «насытил еси нас земных Твоих благ…»

Фотий хлопнул в ладоши. Снова появились слуги и унесли подносы с остатками трапезы.

— Ваше святейшество, — обратился Леонтий к патриарху, — должен поведать печальную новость: Константин слег, у него опять открылся кашель, стала мучить бессонница… Мефодий, видя, как угасает философ, снарядил меня к тебе с просьбой прислать придворного врача. Наш залечил его так, что Константин несколько раз терял сознание… С ним подобное происходило в Хазарии, но быстро поднял его на ноги травами один из русов, крымский поселянин… Знаю, что философ говорил с тобой о своей болезни… И о двух русах с псом-волком… Они и в пути нас охраняли надёжно.

— Припоминаю… — произнёс Фотий.

— Я их давеча встретил при въезде в Константинополь (не сказал, что встреча произошла у Ореста в таверне).

— Оказалось, они не ушли из города с киевскими архонтами, — продолжал монах, — а остались служить у игумена монастыря Иоанна Предтечи. Дозволь, владыка, забрать их оттуда?… Я с собой увезу…

— Если только для того, чтобы они и впредь служили философу в качестве телохранителей, но при условии, что никто из них не должен более врачевать по-язычески… — согласился патриарх.

Про себя Леонтий отметил: «Там видно будет, ещё нужно посмотреть, какую пользу принесёт придворный лекарь?…» Но в ответ сказал:

— Конечно, ваше святейшество… А нельзя ли им выправить грамоты о свободном передвижении по Византии?… Один рус хорошо говорит по-гречески, другой уже понимает наш язык…

— Говоришь «наш», а не славянский ли язык родной твой, Леонтий?! — Фотий хитро прищурил чуть миндалевидные, карие глаза, в которых заплясали, появившись, тёмные точечки.

«Не зря говорят, что в роду у него были хазары… Я уж обличья этих степняков-иудеев теперь ни с чьими другими не спутаю…»

— Верно, славянский, но я живу в Византии и служу ей верой и правдой! — слегка возвысил голос монах.

— Ну-ну, успокойся, — улыбнулся патриарх. — Хорошо, я распоряжусь на предъявителей выдать две такие грамоты.