Владимир Афиногенов - Аскольдова тризна

— Разорился я напоследок, — сокрушался Лучезар.

— Балда ты, Охлябина, — Еруслан, когда сердился на него, награждал Лучезара прозвищем, — напоследок… Ты этот последок ещё переживи… Могли бы и вот здесь свои головы покласть, — Еруслан ткнул на удаляющийся сзади мыс. — Да я уговорил Дира не связываться. — Любил прихвастнуть бывший предводитель кметов.

— Эх-ма, как топеря моя жонка с детьми управляется?… — канючил Лучезар.

Еруслан сплюнул за борт, покачал головой и отошёл от ставшего нудным киевлянина. Обернулся:

— Тебя бы хоть денёк на соляные промыслы… Ты бы не то запел… Войдём в Меотийское озеро, покажу их. Только не ведаю, остался ли кто там, я пожёг промыслы однажды…

Эту историю Лучезар уже слыхал, переспрашивать не захотел. Ветер утих, гребцы взмахнули вёслами, по бортам вьюнами закрутились от весельных лопастей вода. В вороньих гнёздах [48] Воронье гнездо — наблюдательный пост на мачте. , расположенных на серединных щоглах, заперекликались вперёдсмотрящие. Сильнее пригревало солнце. Выпрыгивая из моря, стали резвиться дельфины.

Шли долго. Вечером корабли окутали сумерки. Зажглись звезды.

Дир подошёл к кормчему, спросил по-болгарски:

— Давно служишь на море? — Услышав в ответ утвердительный ответ, продолжил: — В Киеве есть у меня родной брат Аскольд, тоже архонт; он, как и ты, очень любит плавать и точно определяет путь корабля по звёздам.

— Да, повелитель. По звёздам можно определить не только направление, но и погоду, для этого следует хорошо усвоить их положения относительно луны, их заход и восход… Твой царственный брат, наверное, это тоже знает.

— Думаю, что знает… Он умный. Слишком умный…

К утру достигли хазарского города Самкерша. К счастью, в проливе, соединяющем Понт с Меотийским озером, не стояли купеческие суда в ожидании разрешения на выход или вход, и цепь, преграждающая как обычно им путь, была снята…

Завидев войско русов на диерах, немногочисленный гарнизон Самкерша разбежался. Дир лишь выслал часть своей дружины во главе с Кузьмой, чтобы найти и доставить к нему казну с золотыми, которые взимались в качестве десятины с торговых людей.

Кузьма вернулся ни с чем: видно, хазары прихватили казну с собой… Дир приказал двигаться дальше.

И когда по озеру прошли несколько римских миль, Еруслан затормошил Лучезара:

— Смотри! Вон туда, на берег… Видишь, обугленные головешки?… Это дело рук моих! — радовался, как ребёнок, бывший предводитель разбойников. — Отомстил я своим мучителям! Да ещё как отомстил!..

Рядом с ним находились его приятели, тоже взиравшие на «дело рук своих». То, что кметы Еруслана побывали здесь, а достигнув Саркела, хорошо изучили его месторасположение, очень пригодилось русам. Задумав идти на хазарскую крепость, ещё в Болгарии Дир долго расспрашивал о ней бывшего предводителя разбойников. Из сведений сделал вывод: взять крепость вот так сразу, как говорится, сходу, не удастся. Поэтому киевский князь решил пойти на хитрость. Войдя в устье Танаиса, он позвал к себе Светозара, и они, поговорив о взятии крепости, быстро пришли к общему согласию. Но спросил воеводу:

— Посылать ли самого Еруслана?

— Да, личность он и впрямь заметная… След от меча на лбу и щеке выдаёт в нём бойца. Думаю, ничего… В купеческих караванах такие леди имеются, в охранниках служат… — ответил Светозар.

— Хорошо… Пошлём, и Кузьму тоже…

Потихоньку подошли к тому месту, где Танаис раздваивался, и бросили якоря. Саркел располагался выше, там, где деление реки только начиналось. Он находился ближе к старице, а со стороны основного русла окружён широким рвом, наполненным водой. За рвом в несколько рядов разбросаны триболы, предназначавшиеся в основном для конницы.

Крепость имела форму прямоугольника: длинная её сторона равнялась восьмидесяти семи саженям, широкая — пятидесяти девяти.

Дир для осуществления задумки отобрал отчаянных людей: двадцать кметов, которые были в подчинении Еруслана. Их высадили на берег. Разделившись на два десятка, отряд вышел на караванную дорогу, ведущую в крепость.

Схоронившись за покатым холмом, стали ждать…

Уже прошло немало времени с тех пор как владелец лупанара «Прекрасная гавань» вернулся в Херсонес из Фулл. Но его не оставляли в покое мысли о случившемся там.

«Попытка убить Константина-философа у Священного дуба, когда он приводил к своей вере язычников, сорвалась… После этого я ждал, что меня прикончат… А это не только не случилось, наоборот, капитан Ктесий хорошо заплатил… Значит, они и в дальнейшем рассчитывают на меня… — К такому выводу всякий раз приходил хазарин Асаф. Вспоминалась дочь, убиенная по его глупости, когда необдуманно воспротивился. — Жить мне осталось недолго, не за себя боюсь… Куда мои птички денутся?… Каждая из них мечтает о свободе, а отпусти — опять в лупанаре окажется… Засиделся я в Херсонесе. По воле душа затосковала, по прежним «забавам», когда купчиков грабил… Эх, скинуть бы годков пятнадцать! — И пришло Асафу на ум, что в Саркеле его дальний родственник проживает. — Вот к нему и отправлюсь. К тому же, тудуном в крепости мой давний знакомый, которого иша жалует, Менаим-утешитель… У него, как и у меня, общий враг — Завулон, каган хазарский… А в пути на Саркел развеюсь… Может, напоследок… А чтоб накладно не было, закуплю товару, а там мне сбыть его помогут. Хорошо по морю поплыть, да ведь судно приобрести — большие средства нужны. Возьму верблюдов, найму людишек лихих для охраны… Дешевле станет».