Но вот на улице раздался громкий стук молотка шульклепера.
Советник кагана очнулся от своих мыслей, велел подать штраймеле — меховую шапку, надел поверх кафтана деле — длинный плащ с маленьким стоячим воротником и чуть не до самой земли ниспадающими рукавами, и заспешил в бейс-гамидраш [40] Бейс-гамидраш, или бет-гамидраш — общественный молитвенный дом, в котором кроме богослужения целые учёные братства занимаются изучением Талмуда.
.
Проводив взглядом удаляющуюся в окне высокую, чуть сутулую фигуру советника, древлянский жрец прошёл во вторую половину жилища, где хлопотали в предпраздничных трудах жена Массорета и её служанки.
Как только дом остался без хозяина, Рахиль зажгла в серебряных шандалах настольные свечи и, протянув к ним руки, плавным кругообразным движением сверху вниз обвела их около огней, — «осенила огонь». А закрыв пальцами глаза, произнесла вполголоса молитву, обращаясь к четырём великим жёнам Ветхого Завета:
— Сорре, Ривке, Рохль вой Лейэ!
Этот обряд зажигания свечей искони исполняется исключительно хозяйками дома…
Обернувшись к одной из своей служанок, Рахиль сказала:
— Для приглашённого на Шаббос-кодеш ламдана [41] Ламдан — странствующий еврейский учёный-проповедник.
приготовь отдельную комнату, — и, посмотрев в сторону Чернодлава, тише добавила: — Не спать же ему рядом с язычником?! Муж говорил, что степняк ещё и колдун… И как древние индусы, может выпускать человеческую душу из тела…
При этих словах шаббос-гойим из христианок незаметно для хозяйки перекрестилась и троекратно произнесла слово «свят…»
Когда на другой день к дому первого советника кагана пожаловал на праздничный обед Завулон, Массорет, снова надев на голову штраймеле, встретил его у порога с распростёртыми объятиями. И вспомнил три месяца назад состоявшийся богословский спор с христианским философом Константином из Византии, который на вопрос о Деве Марии: «Каким образом женщина может вместить в своём чреве Бога, если на него воззреть невозможно, не только что родить?», ответил: «Если бы кто сказал, что этот советник не может принять в своём доме кагана и угостить его, а последний раб может принять и угостить его, то как назвать первого — безумным или разумным? Следовательно, неразумны те, которые считают невозможным, чтобы Бог вместился в утробе человеческого естества, если он создал этого человека…»
«Ия уподобился бы безумному, если б, служа у кагана, не скопил огромного состояния, которого хватит не только моим детям и внукам, но и потомкам будущим… Не железом, а золотом, не мечом, а умом — вот что должно быть нашим общим разумным и вечным девизом… Аминь».
Усадив кагана на почётное место за обеденный стол, Массорет бен-Неофалим пригласил остальных: богослова Зембрия и учёного ламдана. Древлянскому жрецу приказал ждать окончания праздничной трапезы в соседней комнате.
Тем часом служанка внесла кувшин воды, покрытый чистым полотенцем, и медный, до блеска вычищенный таз, над которым хозяин и гости совершили обряд общего омовения рук — нетилат ядаим. Теперь надо благословить вино и хлебы, без чего невозможно приняться за субботний обед.
Все наполнили кубки, а Массорет обеими руками приподнял вверх священный халас, прочёл над ним краткую молитву, разрезал его на части и раздал по куску всем присутствующим, не исключая и домашней прислуги.
Исполнив обряд причащения вином и хлебом, стали ждать, когда подадут первое блюдо. Принесли фаршированную рыбу с пряностями — и все разом запели: «Лехо доди ликрас кала» — «Выходи, друг, навстречу невесте! Примем весело Субботу!»
Подали к столу локшен, потом варёную говядину и цыплят, жареного гуся и кугель и, наконец, вселюбимый цымис, жирный, пряный и сладкий.
Между кушаньями всем хором распевали субботние песни — земират. Пели «Мнухо всимхо» и излюбленную «Маюфис», и все заветные застольные песни, прославляющие народ иудейский, его великое значение в мире и надежду на восстановление скипетра Иуды и царя Давида. А заключили песни молитвой «Улейны лойшабойах» [42] «Улейны лойшабойах» — благодарение Богу за то, что иудеи не поклоняются суете ничтожной и не молятся такому богу, который их не спасёт. Договорив эти слова, они плюют, добавляя: «тьфу, имах шмой войзыхрой!» — «Да исчезнут имя его и память о нем!» Или: «тьфу, имах шмой войзыхром!» — «Да исчезнут их имена и память о них». В первом случае это относится ко Христу Спасителю, во втором вообще ко всем христианам.
, подёргиваясь при этом всеми членами тела и отплёвываясь в сторону…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу