Владимир Афиногенов - Аскольдова тризна

Яромир отбыл к Диру на Припять, а люди его начали следить за продвижением хазарского посланника и следили за ним до самой оконечности земель Руси Киевской, затем изловили и привели к Аскольду, ещё здесь находившемуся.

Киевский князь и боил Светозар показали гонца его сообщнику, ранее вызволенному из темницы, — тот сразу признал своего напарника. На малом совете стали думать, как извлечь из создавшейся обстановки пользу. Спорили долго, пока не пришли к общему мнению: гонца, побывавшего в Киеве, жизни лишить, а план изменить до неузнаваемости и подкинуть его вместе с убитым на порубежные земли Хазарского каганата…

Так и сделали. И скоро с поддельным планом мёртвый был доставлен в Итиль, где гонца сразу опознали.

Дир возвращался от древлян, и случилось с его дружиной такое, какое только в сказке услышишь… Видели когда-нибудь, как поднимались вверх люди вместе с конями, телегами, деревьями, вырванными с корнем и улетали невесть куда?.. Не видели. А вот сие было!

Но пока вернёмся к Доброславу, покинувшему Великоморавию, а затем и Византию и уже едущему по крымской земле и которому тоже привелось наблюдать подобное.

Ехал, любовался просторами родных степей и тихо радовался. «Спасибо карлику Андромеду… Поведал мне: заезжала Аристея в таверну «Небесна синева», интересовалась мной. А на митрополичьем дворе в Херсонесе узнал, что погиб тиун, её муж… Так ведь древлянка теперь свободна! — радостно заколотилось сердце у Клуда. — Как увижу её, скажу: «Выходи за меня замуж…»

Над вершиной синеющего вдали холма плавно, кругами, парил орёл. Тихо.

Конь шёл ходко, легко. Свободно. И Доброслав давно не испытывал в душе такого умиротворения… Да, почитай, с того момента, когда запалил свой дом в селении и отъехал из него с Дубыней… Два года прошло! Во-о, как время летит. Не орлом парящим, а резвым вороном…

«А что задумано — сделано! Найду жреца Родослава, расскажу ему о дочери: жива, мол, богата, дети есть… Не буду только молвить, что была замужем за Иктиносом… За виновником гибели рода… И что отомстил я ему, хорошо отомстил! Об этом, конечно, поведаю…

По-хорошему, по-доброму расстался я с Леонтием, Константином, Мефодием. Сколько нужного, полезного я взял от них!.. Может, и они от нас с Дубыней что поимели… Но сие уже в прошлом.

А теперь первым делом — повидаю Настю, полугречаненка её, полудревлянина… Хороший мальчуган. А вдруг и сыном станет?!»

— Научу его из лука стрелять, мечом рубить… Под водой дышать, как умеют все воины-русы, когда врага выслеживают… Правильно я говорю, Бук? — Доброслав обернулся к другу, также легко бежавшему рядом.

Пёс поднял голову, чуть оскалил пасть, будто улыбнулся…

— Нравится тебе дома, Бук?.. Вижу, нравится… Небось маму вспомнил, отца-волка?.. Приедем к Насте, покатаешь на своей спине её сыночка. Теперь уж подрос он… Тяжелее тебе станет — катать его. Да ничего… Ты — сильный!

Но тут Клуд заметил, что Бук забеспокоился… И что лошадь сбилась со скорого шага. А орёл перестал кружить над вершиной — исчез куда- то…

Подул ветер. Потемнело. Потому что в небе, почти над головой, появилась чёрная туча; её пригнал ветер как раз со стороны холма, над которым парила птица.

Туча прямо на глазах стала расти, взбухать; возникла другая.

Встретившись, они слились воедино, потом стремительно завращались.

Часть крутящихся обрывков вдруг устремились ввысь, и начался дождь.

Не засверкали в таком случае молнии и не затрещал гром: просто закапало, потом дождь пошёл сильнее, и — будто хляби небесные разверзлись — сплошным потоком полилась вода.

Внезапно дождь прекратился, установилось затишье, скорее — безмолвие, ибо вокруг ничего не происходило: не распевали птицы, они попрятались, звери тоже залезли в норы; не шелохнувшись, стояли деревья, и даже речка, пробиравшаяся в густой зелени, словно замерла… Лишь Бук рядом завыл, и звук его голоса жутью отдался в сердце язычника.

Клуд пустил галопом коня и доскакал до облюбованной большой пещеры в скале прежде, чем ударил град.

Ледяные шарики запрыгали по земле; падая с неба, они с каждым мигом увеличивались в размере — вначале были с яблоко, потом сделались величиной с увесистый мужской кулак…

Слава Световиду, в пещере хватило места и лошади, и псу, и Клуду, и теперь он без всякого страха наблюдал, как осколочно дробились градины на каменной площадке перед входом.

Клуд перевёл взгляд на Бука: пёс оскалил зубы и казался напуганным, лишь жеребец, согнув шею, — выпрямить её не позволяли каменные своды, — понуро стоял, переступая с ноги на ногу. И когда осколки от градин отскакивали в пещеру и попадали на него, кожа на его боках чуть подрагивала.