Александр Богданов - Непокорные

«Я так не думаю. Большевики не продержатся больше недели, максимум две,» с уверенностью сказал Пахомов. Его простодушно — доверчивое лицо искрилось радостным убеждением. «Они себя безнадежно скомпрометировали в глазах мировой общественности. Нам следует выжидать и сохранять силы.» Мизинцем левой руки он немного почесал свое ухо. «Ну что же мы стоим?» наконец осенило его. ««Действительно, милости просим, господа. Прошу к столу, если вам по зубам моя стряпня,» на лице Свистунова сложилось подобие улыбки и он сделал приглашающий жест рукой. Они уселись за стол и принялись за еду. Когда первый голод был утолен, Свистунов отвалился на спинку стула.

«Должен заявить вам, господа офицеры, что в нашей группе появились эсэры, а ведь недавно мы все были заядлыми монархистами,» сказал он глядя в потолок. «Неужели нам стала безразлична судьба государя — императора и его семьи?» Свистунов обвел глазами свою маленькую аудиторию. «Ведь cпасти их от гибели наша прямая обязанность.» «Сегодня ночью намечается антибольшевисткое выступление,» с сильным душевным чувством сообщил Пахомов. Его глаза покраснели. «К нам присоединяются юнкера из Владимирского училища. Если одолеем, судьба августейшей семьи может быть пересмотрена.»

«Это нереально, что совет, который сослал их, вдруг передумает и выпустит Николая и его семью из заточения. Ждать больше нельзя. Промедление смерти подобно. У нас уже есть взвод офицеров в Тобольске. Они установили контакт с императором и ждут команды. Однако, нам не хватает людей. Мы ищем добровольцев.» Свистунов хлопнул ладонью по столу и выразительно посмотрел на вновь прибывших.

«Если вы имеете в виду нас, то мы согласны,» переглянувшись, сказали в унисон Фридрих и Григорий. «Когда выезжать?»

«В скором времени. Вам сообщит полковник Сидоров. Он появится сегодня не позже полуночи.»

«Их шестнадцать человек. Они всегда голодны,» невпопад сообщил Пахомов, дергая коленкой. «Они могут быть неподалеку и зайти сюда в любую минуту. Вот им наша картошечка и пригодится,» исхудавшее лицо Пахомова приняло мечтательное выражение. «Отварная картошечка хорошо пойдет с сардинками в масле, которые вы изволили принести. Только укропчика на рынке не достать.» Свистунов с беспокойством взглянул на него, но ничего не сказал.

«Прекрасно.» Фридрих поднялся из-за стола и прошел в прихожую. Удивительно, что почта продолжала функционировать. На пристенном столике рядом с зеленого стекла фигурной лампой лежала пачка корреспонденции, накопившейся за его отсутствие. Его друзья — офицеры методично проверяли почтовый ящик. Среди вороха коммерческих объявлений и счетов он заметил белый конверт с почерком его жены. Сердце Фридриха сильно забилось, как будто он вновь увидел ее милый облик. В нетерпении он распечатал конверт и углубился в чтение.

Мы считаем неуместным нарушать тайну переписки и приводить на страницах этой повести красоты эпистолярного стиля Зинаиды Андреевны. Достаточно сказать, что письмо было эмоциональным, орошено слезами и почти отчаянным. Однако, было заметно, что к концу второй страницы Зинаида Андреевна совладала с собой и приложила несколько строчек, написанных рукой их сына. Борис писал, что ему нравится в Ювяскюля, здесь много лесов, где они гуляют со своим двоюродным братом Сережей и сестренкой Аней, и два раза они катались на лодке по озеру Пяйянне. Вместе с Сережей и Аней он учит финский и знает уже двадцать слов. «Папа, когда приедешь?» заканчивалось письмо.

Буря взыграла в его душе. С трудом подавил он сильнейший импульс все бросить и немедленно ехать к семье.

«Хорошо, что они не нуждаются,» успокаивал он себя. «Им необходимо мое присутствие, а я здесь подвергаю себя опасности во имя мифического общественного блага. Они могут остаться сиротами.»

Фридрих задумался. В памяти промелькнули судьбоносные события, в которых он участвовал. Чувство долга перед родиной одержало верх. На клочке бумаги он черкнул несколько строк. Они были сухими, прямолинейными и не содержали никаких деталей. Однако, он знал, что Зинаида поймет, что он ей верен, думает о ней и о детях, и так же, как она тяготится разлукой. «Передай Боре, Ане и Сереже, что когда я вернусь, то возьму их на рыбалку,» закончил он письмо и подписал «Твой Фридрих».

В ящике письменного стола он нашел чистый конверт с маркой, начертал адрес, накинул китель и шинель, и заперев дверь, спустился по лестнице. Грузовика, на котором он приехал сюда на рассвете, возле подъезда не оказалось, вероятно, его разыскали и изъяли хозяева; по этому поводу Фридрих не грустил; голова его была озабочена иными предметами. Он вышел на Невский. Уже стемнело. Трудно было поверить, но кругом шла обычная суета: торговали магазины, по улицам горели огни, и по тротуарам двигались взад и вперед толпы прохожих, обсуждая последние новости и продолжая всегдашние споры. Чужие разговоры лезли ему в уши и невозможно было от них оторваться.