Александр Богданов - Твердыня

Тем временем смертная борьба не затихала ни на час. Силы советских росли. Они продолжали вводить в Тамбовский край новые и новые армии, в этот раз освободившиеся после Польской кампании. Сопротивление повстанцев слабело. Берсенев был затребован явиться в штаб армии к Антонову. Oн стал прощаться с Пресняковым, полк которого также получил приказ передислоцироваться. «Свидимся ли мы когда в этом мире?» Берсенев стоял возле оседланного Байсара, повернувшись спиной к конному взводу, выделенному для его охраны. «А как же,» Пресняков был оптимистичен. «Вот красных разобьем и пир горой затеем. Там и свидимся.» Он по — приятельски подмигнул своему другу. «По чарочке выпьем.» Пресняков задумался и добавил. «Если мы красных не победим, они колхозы введут. Тогда мужику крышка. В колхозах ведь как? Лодырь и разгильдяй хозяйственным мужиком правят. Очень злится народ на это. Один наш охотник так осерчал, что медвежьи капканы на красных взялся ставить. Семьдесят ихних угомонил.» «Погибает очень много людей. Одна часть населения уничтожает другую. Террор белых по свирепости не уступает террору красных, правда, начали террор красные, а белые только отвечают.» «Это точно. Народу мало в деревнях осталось. Что хряповских ждет после того как мы уйдем?» «Муки безмерные. В лесах прятаться им надо или за границу бежать. Но может отобъемся. Собирает Антонов силу великую большевиков воевать. Победим.» Обнявшись, они расстались.

Гуськом ехали они по глухой лесной дорожке. Всматривались и вслушивались, каждую минуту ожидая засады. Вокруг них, безучастная к людским страстям, переживаниям и конфликтам, природа совершала свой извечный круговорот. Весна вступала в свои права, все чаще блистало солнышко, все больше птичек возвращалось с юга. С каждым днем теплело и деревья были окутаны первой зеленью. Лес был уже не так прозрачен, как недавно, хотя листва еще не появилась; голые ветви, усеянные набухающими почками росли и менялись каждый час. Сквозь опавшие, прошлогодние листья проглядывала молодая, нежная трава. Недалеко от Берсенева ехал Егошкин, за отвагу и смекалку назначенный месяц назад командиром взвода. Его широкое и круглое лицо не изменилось и было сияющим и веселым как и всегда. Как и прежде любил он смеяться и дурачиться, однако зрелище, открывшееся за поворотом, заставило его прикусить язык. Среди жухлых голых кустов и островков нерастаявшего снега валялось множество мертвецов с раздробленными головами. Они лежали во всевозможных позах — вниз и вверх лицами, или на боках, скрюченные или выпрямленные, с руками раскинутыми или вытянутыми вдоль своих изгрызенных лесным зверьем тел. Сладковатый трупный запах наполнял воздух. Почуяв приближение отряда, метнулась в сторону стая волков с окровавленными мордами и неохотно взлетела парочка стервятников, расправив свои огромные, черные крылья. Все полезное, что могло найти употребление в деревенском хозяйстве — обувь, одежда, ремни, шнурки, застежки и пуговицы — было содрано с убитых. Побрезговали только исподним, клочки и лоскуты которого трепыхались на ветру. Берсенев приблизился и попытался представить себе, что здесь произошло. На остатках кальсон и нижних рубашек жертв местами проглядывали фиолетовые чернильные штампы со словом «казенное» между двух пятиконечных звезд. «Сколько они здесь лежат?» спросил, стоявший рядом Егошкин. «Не больше недели. Не сгнили еще,» ответил, не отрывая глаз от поляны Берсенев. «Думается мне, что это местные мужики красных подкараулили и расправились с ними по своему. Люди они прижимистые и скопидомные — даже веревки и пули на врагов пожалели — дубинками черепа им крошили.» Он грустно усмехнулся. «Не к добру все это. Насилие порождает насилие. Будет ли этому конец? Большая страна атаковала маленькую; сама стонет и терпит потери, однако с упорством и жестокостью продолжает наносить еще большие удары по пострадавшим и все мы захлебываемся в крови.» Он повел плечами и опустил голову.

Жертв становилось все больше. Чаще и чаще церковные колокола печально гудели и звуки их ударов широкими и мощными волнами угрюмо катились над Тамбовщиной. И в ответ горестно вздыхала мать-сыра-земля и слушало все, что на ней, и откликались и стонали от тоски души живущих, оплакивая погибших родных и близких. К унылым ударам главных колоколов вскоре примешивался дребезжащий похоронный перезвон колоколов меньшего разряда, так же разносившийся на много верст вокруг. Их отзвуки эхом отражались от озер, крутояров и чащоб, долго сопровождая отряд Берсенева на всем их пути к Козлову.