- Это и есть Ахилл, - сказал сопровождающий, - голову откололи как груз для соления капусты.
Потом он подошел к крайней фигуре, лежавшей чуть далее от первой, изображавшей нагую женщину без рук, но прекрасную фигурой и лицом. Святослав подошел к ней.
- Все кличут ее Афродитой, но это неверно, она - Афина Паллада, покровительница Ахиллеса, что не раз спасала ему жизнь. Но сейчас, как видите, сброшена со своего места у входа, как и Ахиллес, и осквернена местными разгульными людьми, лицо, смотрите, чистое и прекрасное, это оттого, что они облизывают его.
Святослав с омерзением отвернулся и пошел к храму.
Они вошли и увидели в самом конце обширного зала возвышение, на котором сидели три старца, игравшие на лютнях, один из которых что-то говорил, а потом запел. Люди сидели прямо на полу и внимательно слушали. Присел и Святослав, заинтересованный звучным и ясным голосом поющего:
Слово к тебе, о великий Зевс, хозяин Олимпа!
Вспомнить последнюю битву Ахилла с сыном
Приама Гордого, смелого воя, Гектором званным,
Которого Трои сыны величали как бога.
Зевс распростер, промыслитель, весы золотые,
На них он бросил два жребия смерти,
В сон погружающие долгий:
Жребий один Ахиллеса, другой Приамова сына,
Взял посредине и поднял: поникнул Гектора жребий,
Тяжкий, к Аиду упал: Аполлон от него удалился,
Сыну Пелея, с сияющим взором, явилась Паллада,
Близко пришла к нему, повещая крылатые речи:
«Ныне надеюсь, любимец богов, Ахиллес благородный,
Славу великую мы принесем на суда мирмидонян!
Вот кого Ахиллес быстроногий догнал И послал длиннотелую пику,
Что впилась, как пиявка, в гордую Гектора грудь,
И упал он, приник к родимой земле Илиона
Под крики и вой со стен горестной Трои.
Песнь закончилась, заглохла последняя музыкальная фраза, и среди сидящих воинов появился юноша, облеченный, как и старцы, в белый хитон, светловолосый и голубоглазый, неся перед собой большое серебряное блюдо, на которое люди бросали все, что нашаривали в своих карманах. Святослав также достал две золотые греческие монеты и, бросив на блюдо, скоро вышел, направившись к покидающей остров лодии. Грузный и поседевший Свенельд, опустившись на лавку, как бы у себя, но вслух спросил:
- Не пойму, о чем пел этот старец?
- Как о чем? - отозвался Волк. - Об Ахиллесе, великом древнем воине, храм же ему поставили.
Сопровождавший местный человек, дейлемит, добавил:
- Эти старцы поют здесь раз в седмицу. А сегодня, зная, что народу прибыло, вот снова пели. На то и живут.
- Ну ладно, бог их Ахиллес. - снова спросил Свенельд. -А что такое Илион и Троя?
Святослав, положив руку на колено, а на нее голову, как бы задумчиво вспоминая, произнес:
- Помню еще мальчиком, мне дядька Асмуд рассказывал о войне греков с троянцами. Был такой город, званный Троя, а территория названа по имени их родоначальника или старейшины Илии.
- И что? - спросил Волк.
- Греки победили, - ответил Святослав, - но было это, как говорил Асмуд, тысячу лет назад. Боги помогли грекам. Зевс, тот, что наш Сварог, на весах взвесил: кто раньше погибнет, Ахиллес али Гектор? Вышло, что Гектор. И город Трою греки взяли обманом. Коня им подсунули деревянного, а сами как бы ушли. Ну, те притащили его в город, а внутри были вой, те потом открыли ночью ворота. Хитростью взяли греки.
- Да, - подтвердил проводник, - греки хитрющий народ. Вот купцы их, они не лучше хазар, так и норовят надуть люда простого.
- Говорят, что на всех островах по храму Ахиллеса, - сказал Волк. - Что, греки у себя не могли поставить эти храмы? Залезли в такую глушь.
- Асмуд говорил, что, хотя Ахиллес воевал против Трои, он не был греком. А был скифом, вот из этих мест. Потому и храмы ему здесь поставлены [123] Ариан уверяет в своем «Перикле», что Ахилл, сын Пелея, был скиф, рожденный в небольшом городке Мирмикионе, что находится у Болота Меотийского (так в древние времена называлось Азовское море). Изгнанный потом соотечественниками за его жестокость, высокомерие и зверство, он поселился в Фессалии. Доказательством этому может быть его одеяние с пряжкой, обыкновение сражаться пешим, русые вролосы, вспыльчивость и буйство. То же повторяют слова Агамемнона из «Или ады»: «Распря единая, брань и убийства тебе лишь приятны».
, - объяснил князь.
Часа через два лодия, обогнув лиман, спокойно вошла в Русское море, где, поставив паруса, двинулась вдоль берега к реке Белой. Но спустя какое-то время увидели парус, и по признанию проводника, это была та самая лодия, которая увозила посыльных. Когда приблизились друг к другу, князь узнал двух воев, которых посылал к союзникам. Первый передал небольшую записку, в которой зять Святослава Тикшоня дал согласие на вторжение в Болгарию под руководством его младшего сына, и довольно увесистый сверток для передачи дочери и внукам. Второй выглядел уж больно измученным и слабым, в лохмотьях, с ссадинами на лице. На возвратном пути его словили печенеги, но другого рода и племени, пытали и требовали, чтобы рассказал, почему был у Ильдреса, но отпустили. Откуда-то из ничего он вдруг вытащил кольцо с красным рубином.
Читать дальше