Тризна по Икмору и всем павшим в боях воинам была тоже многолюдной. Здесь находился весь кмет Святослава. Поминки были устроены у городской стены с открытыми воротами. Вспоминали не только Икмора - живого, добродушного, порой наивного, самого могучего из воинов, но и способного полководца, умеющего увлечь воинов за собой... И вспоминали всех близких друзей, уже ушедших в мир иной, оставивших память о себе. Святослав был хмур. Его густые брови назисяи и будто опустились на глаза. Он ничем не отличался от других воинов, в простой посконной рубахе черного цвета по колено, опоясанный широким вятичским ремнем, как и сами вятичи, сидевшие по его левую руку. Чуть поодаль от князя и как бы замыкая круг сидевших на земле воинов, на пеньке уселся седовласый человек, борода которого была ниже груди. В руках он держал гусли и тонкими пальцами поглаживал корыто инструмента, будто лаская его, как верного друга. Святослав махнул ему рукой, а тот, глянув на князя, молвил:
- Богу богово, а князю князево! - и тронул струны.
Боги велики, но страшен Перун;
Ужас наводит - тяжела стопа,
Как он в предшествии молний своих
Мраком одеян, вихрями повит,
Грозные тучи ведет за собой.
Ступит на облак - огни из-под пят,
Ризой махнет - побагровеет твердь,
Взглянет на землю - встрепещет земля,
Взглянет на море - котлом закипит,
Кланяются горы былинкой пред ним.
Страшно! Свой гнев ты от нас отврати!
Боян закончил, поднял золотой бокал и громко провозгласил:
- Слава Перуну, Громовержцу, Вседержителю!
Воины так же громко ответили:
- Слава! Слава! Слава!
Из четырех раскупоренных огромных бочек черпаком разливалось вино в братины и чаши. Закуски не было. Экономили. Святослав подал знак внимания и заговорил:
- Неужто мы дадим грекам победить нас?
Он задал вопрос будто себе, но глядя на воинов. И сам же стал отвечать:
- Уже нам еде пасти; потачнем мужски, братья и дружино! Уже нам некомося дети! Волию или неволию стати, протащу, да не посрамим земли Руския! Но ляжем костьми. МЕРТВЫЕ БО СРАМУ НЕ ИМУТ. Еже побегнем ли, срам имам. Не имам, убежати, но станем крепко. Аз же перед вами пойду, еже моя голова ляжет, то промыслите собою.
Наступила глубокая тишина, а потом из разных углов тризны послышались резкие, будоражащие выкрики:
- Не печаль! Не трусь [168] Не трусь - то есть не волнуйся.
, князь! Мы с тобой!
- Наши головы лягут вместе с твоею!
- Где твоя голова ляжет, князь, там и свои головы мы сложим! Вздрогнули гусли Бояновы, и запел певец голосом могучим и грозным:
Старину скажу стародавнюю,
Стародавнюю, небывалую.
Как во граде Киеве.
Родился молодец-удалец
У княгини мудрой, вродливице,
И гадали бояре, думали,
Как назвать молодца-удальца,
А меж собой ему дали имечко,
Имечко-прозвище Пардуса [169] Пардус - барс, прозвище Святослава, личное знамя с изображением, то есть штандарт.
.
Как желала княгиня-матушка
Надеть на голову отрока
Колпак земли греческой,
А вертит головой молодец
Да приговаривает:
Не надевай ты мне, матушка,
Этот колпачок земли греческой,
А надень лучше мне богатырский шлем.
Отпусти на все четыре стороны,
На все ветры полуденные,
На все вьюги зимние,
На все вихри осенние!
Стал он растеть-матереть,
Собрал дружину хоробрую,
Хотел поучиться мудрости
И с дружиной в поход отправился.
Повстречал он Змея-гаденыша,
Хитрого, злого, вертлявого,
Тот ему сказку сказывает,
А сам к брани готовится.
Мол, побывал он в граде
Киеве И побил народу тьму-тьмущую.
Умертвил и княгиню-матушку
И лишил его отчины.
- Так готовься, пардус-котеночек,
На битву смертную!
Вначале хребет твой выломлю,
А потом сожгу огнем-пламенем.
Не успел Змей-гаденыш то вымолвить,
Как взлетел-воспарил князь
Пардусом И вцепился в глотку змеиную,
Растерзал, ослепил когтями вострыми,
А потом отсек голову гаденышу.
Как побил князь Змея злорадного,
Так пошла по Руси слава великая [170] Из сказаний Афанасьева и Старостина.
.
Песня оборвалась на высокой ноте, Боян снова поднял золотой кубок и провозгласил:
- Слава князю Пардусу!
- Слава! Слава! Слава! - гремела дружина.
Читать дальше