Виктор Алексеев - Соперник Византии

Прекрасен Истр вечерами, когда багряное солнце, уходя на покой, сбрасывает уставшие лучи в реку, она загорается голубовато-красным светом, будто со дна поднимаются огненные светильники, и вдруг как бы гаснут, река словно мертвеет, но спустя какое-то время снова возрождается, и уже в других цветах, в другой тональности, выпячивая золотой хребет невидимой рыбы. И опять все гаснет. Луна, полюбовавшись зеркальной водой, уходит в сторону, а река окутывается черным покрывалом, и слышен только вздох волны и плеск неуснувшей рыбы.

А утром ее просто невозможно узнать и увидеть. Берега покрываются белым саваном, иногда прозрачным, как марля, а иногда плотным сгустком белого облака. И эта белая мгла наступает на берег, захватывает пространство за пространством и уходит дальше вглубь берегов, чтобы потом рассеяться и исчезнуть при первых лучах солнца и осесть мелким сверкающим хрусталем на листьях деревьев и траве.

Утро было туманным. Именно с ним в сторону греков ползли шестьдесят человек, покрытых с головой кусками белой востолы [157] Востола - материя. , убрусами, с привязанными к ноге мечами и зелеными ветками на спине. Они доползли до рва, который уже был заполнен белой мглой, и, раздвигая колья, подобрались к крутому скату, укрывшись зелеными ветками.

Куркуас, как всегда, деятельно суетился у машин, он кое-что еще придумал, чтобы как можно больше устрашить осажденных, и подсчитывал бочки из-под рыбы, которые он собирался начинить еще каким-то составом и послать эту вонючку в город. Бомбардировка прошла на славу. Из лагеря греков было видно, как в крепости из разных сторон поднимаются кучи дыма, и это ласкало гордую душу Куркуаса. Такое торжество надо было обязательно отметить бокалом-двумя хорошего вина. Он приказал открыть новый бочонок, закусывая осетровой икрой и красной рыбой, выпил шесть бокалов вина и минут через десять уже храпел, сидя в кресле. Именно тогда перед лагерем возникло русское войско. Оно приближалось не спеша, плотно сомкнув ряды, и направлялось к метательным машинам. Это была ложная атака. Тревога в лагере и у артиллерии возникла внезапно. Охрана, войско и кавалерия кинулись навстречу врагу. От звуков тревоги проснулся и Куркуас. Спросонья, нахлобучив на себя позолоченный шлем, он вскочил на лошадь и помчался к мосту, который был забит бегущими воинами. Но тут случилось непредвиденное, мост, не выдержав такого скопления людей и лошадей, вдруг покачнулся именно тем боком, на краю которого был Куркуас. Лошадь скользнула и рухнула в овраг. В это время шестьдесят разбойников Шивона кружились вокруг артиллерии, сражаясь с бомбардирами, и все пороки, самострелы, катапульты, все вдруг запылало красным пламенем. Войско даже не дошло до валов и повернуло назад, видя, как за спиной врага пылает их артиллерия. Медленно, организованно, отбиваясь от наседавших греков, оно отходило к крепости. Но задержалось на собственных волах, дожидаясь поджигателей.

Лошадь, рухнувшая в овраг, упала на колья и забилась в конвульсиях. Куркуас только слегка подвернул ногу, но благополучно вылез из-под лошади и стал подниматься из оврага, как вдруг чья-то рука схватила его за шиворот, подтянула. Куркуас даже не успел разглядеть своего спасителя, но тут же голова его упала на землю. Шивон огляделся: никого не увидел, по-прежнему пылали машины и вокруг лежали трупы, скособочившись, упершись одной стороной в овраг, лежал мост. Разбойник снял с кровоточащей шеи Куркуаса золотую цепь и, глядя на руки мертвеца с кольцами, тут же отрубил пальцы и все запихнул в торбу, которая висела сбоку. Он уходил проверенным путем, именно там, откуда пришел, прополз у горящих орудий и скатился в овраг.

Ворота крепости закрылись за отступающими воинами Улича, Кола и поджигателей, но Шивона среди них не оказалось. Разбойники еще какое-то время постояли у ворот, потом поднялись на стены крепости: носились конные отряды греков, оглядывая убитых и разыскивая кого-то. Машины продолжали пылать, но возле них никого не было, просто поняли, что уже бесполезно их тушить. Потом показалась императорская свита, медленно объезжавшая горящую площадку. И сверху, глядя на обозримое пространство, люди Шивона решили, что он лежит где-то среди мертвых, и ушли, прихватив с собой бурдюк с вином, чтобы выпить за упокой главного разбойника, потому что, несмотря на его художества и кличку Пивень, которой и сами между собой называли его, они искренне любили своего предводителя.